Печаль весны первоначальной (СИ)

Ольга повесила куртку на вешалку.

- То-то я чувствую амбрэ... De donde?

Из кухни донеслось:

- Иняз, третий курс. Романо-германские языки.

Ольга погладила рукой по лёгкой шубейке, висевшей в коридоре.

Соня вышла из кухни.

- Наверное, надо показаться.

Была она небольшого роста, но стройная и гармоничная в своих джинсах и в свитере а ля Бэлла Ахмадулина.

- Я вас помню, Соня. Это вы Ольгу Берггольц читали?

- "Блокадную ласточку". Спасибо, что помните, - покивала головой Соня. - А галушки и вправду - объедение. Но мне уже пора.

Ольга заглянула на кухню. На столе были разложены тетради и пара книжек.

- Извини. Уже темно, мне придётся отвезти Софию в город.

- Мимо Гурези? Сделай одолжение. Конечно, с тремя сумками по слякоти пешком... Хорошо, что мы там не встретились.

- А могли бы? - спросил ехидно Леонид Михайлович. - Ты уложишь Мирку?

Девушка вернулась из кухни, застёгивая свою сумку.

- До свидания, София. Не беспокойся, папочка! - ехидно чмокнула Ольга отца в щёку.

В машине девушка извинительно сказала:

- Неловко вышло. Я оказалась не вовремя.

Леонид Михайлович вздохнул.

- Всё нормально. Что-то с ней в последнее время происходит. Не пойму.

Машина медленно вползла с боковой дороги на трассу.

- Можно спросить? Вопрос некстати и не по теме.

- Спрашивайте ваш вопрос.

- Ольга Леонидовна... ваша родная дочь?

- Конечно. А что? Не похожа?

- Вы с ней так пикируетесь, что подозреваются другие отношения.

Леонид Михайлович ничего не ответил. Он посопел носом, задумавшись, после чего сказал:

- У семиотики при всех огромных возможностях анализа, которые она открывает, есть два больших недостатка.

- Какие это? - Софья сидела в пол-оборота к профессору и вглядывалась в его лицо - профиль ещё нестарого мужчины.

- Семиотический анализ беспомощен в описании эмоционального контакта между адресатом и адресантом. Мать и младенец общаются? Конечно, но ребёнок же спит на руках матери, или даже не спит, глазками таращится в окружающий мир - а общение происходит. Человек и кошка, человек и собака...

- Человек и ахатина - по чужому пальцу не поползёт.

- Вот-вот... А второй недостаток в том, что при отсутствии полной информации анализ знаков может привести к неверным результатам. В семантике.

Наступило недолгое молчание, которое разрушила Соня, тихо пропев:

- Человек и кошка плачут у окошка. Серый дождик каплет прямо на стекло... Человек и стекло. Человек и дождик.

- Человек и серость.

- О чём это вы? Обо мне?

- Мысли вслух. Как продолжение вашего множества. Хотя на вашем курсе, кроме вас... Даже Пушкина не знают.

Городская площадь была круглая, как глаз, и от неё ресничками убегали в разные стороны улочки. Наверное, поэтому она носила имя Кутузова. Мешала только высокая церковь-новодел, торчащая из глаза: её приходилось обходить по грязным боковым тротуарам, чтобы добраться до больших магазинов. Особенно грязной была сторона, где к построенной церкви вели подкоп сантехники, огородив огромное пространство дощатыми рогатками.

- Заборы строим из досок, а мебель делаем из опилок. Парадокс, - грустно проговорил Леонид Михайлович. - Когда я сюда приехал, больше тридцати лет назад, - продолжил он, - повсюду росла трава: полынь, крапива и прочая ботаника. Очень эта площадь в те годы напоминала Бомбей или Мадрас, в которых я ни разу не был.

- Почему? - удивилась Соня.

- Почему не был?

- Почему напоминала Бомбей?

- Потому что повсюду бродили коровы, а у заборов спали счастливые люди.

Сквозь смех Софья показала на какую улицу свернуть.

- Здесь, конечно, не Индия. Названия улиц почему-то Короленко, Чайковского, Гиляровского...

- Так они же здесь бывали-живали. Тут похоронены даже декабристы: один из Раевских, Летягин, Вербель. Здесь недалеко находилось поместье Петра Николаевича Забелло.

- А он кто?

- Сын художника Николая Ге. Искусствовед. Ничего, увы, нового не сказал, но читал лекции о живописи. Вроде, с него написан Серебряков.

- Боюсь показаться серой. А это кто?

Леонид Михайлович состроил саркастическую гримасу.

- У вашего поколения в доме даже книг нет - зачем? Есть всемирная сеть, есть электронные книжки. А "Тётю Валю" и в театрах перестали ставить... Герой такой. Пьесы.

- "Тётя Валя"?

- Ага.

- Подумать только! - голосом ослика Иа произнесла Соня. - Моя любимая пьеса!

- Комедия.

- Улыбнуло.

- Прославился этот сын Николая Ге в своё время тем, что вопреки Синоду и уголовному уложению, женился на своей двоюродной сестре. Ходили слухи, что они для этой цели, имея польские корни, перешли в католичество и целовали туфлю Папы Римского.

- А что - полякам можно?

- Евреям было можно. Но в иудаизм их бы раввины не приняли. А вот его жена, Екатерина, была сестрой Надежды Ивановны Забелы-Врубель.

- Господи! Это сколько вы людей прошлого знаете! Мне у того дома, - Соня показала пальцем сквозь лобовое стекло на дом красного кирпича, старый и закопчённый, неярко освещённый жидким жёлтым светом. - Врубель - художник? Я уже боюсь спрашивать.