Печаль весны первоначальной (СИ)

Он за час нажарил котлет, начистил картошки и залил её холодной водой - догадаются или сварить или пожарить, после чего вымыл столешницу и подмёл пол на кухне.

Соня ждала его с рюкзаком на плече на обочине. Усевшись на переднее сиденье, спросила:

- Отпустили?

В её интонации что-то проскользнуло насмешливое, и Леонид Михайлович ответил:

- Нет. Из окна сбежал. По связанным простыням. На какой фронт едем?

- В Куреево.

- Это ж в другой области!

- А у вас туда нет пропуска? - опять насмешливо спросила Соня.

- А что всё-таки там?

Соня прищурилась на восходящее солнце.

- Да не бойтесь, Леонид Михайлович. Вы какой-то напряжённый.

- Уже не боюсь.

- Поверьте, не к родителям. Картофель сажать не будем.

- А что будем?

По однополосному шоссе ехать было часа полтора-два. Выбоины и провалы асфальта создавали естественные российские препятствия. Но, как шутил Леонид Михайлович, машина так и называлась почти по-русски: "ниссан", - в смысле "не боись!", хоть не летала и не прыгала.

Прозрачный весенний лес пестрил набиравшими силу ветками. Даже у ёлок хвоя изменилась с зимнего пепельно-зелёного на весёлый изумрудный цвет. А у сосен стволы избавились от серости и засветились янтарём.

- Жаль запаха не слышно - смолой должно сейчас пахнуть, молодой хвоей...

- Хотите, откроем окна. Погода - как заказывали!

- А почему вы ушли из детсада? Зарплата маленькая?

- Зарплаты там вообще нет. Эти деньги назвать заработком невозможно.

- Бежать...

- Что?

- Сатурн, пожирающий своих детей. Франсиско Гойя.

- Да и ЧП у меня случилось.

- Что такое?

- В такой же майский денёк вывели детей к речке, а они похватали лягушек, головастиков, черепах болотных руками. А потом кто конфетку в рот, кто сухую ягодку шиповника, кто печенюшкой поделился. И через два часа массовый понос у половины садика с температурой - эпидемия сальмонеллёза. У поварихи обморок, её помощница в ступоре, нянечки рыдают от страха... В садике карантин, берут смывы, берут мазки, кухня опечатана, продукты все - на анализ. Отделение инфекции забито. Подняли на ноги даже военврачей - в госпиталь детей отправляли, некуда было класть. Но разобрались - и я чуть под суд не угодила.

- Припоминается эта история. Мы Мирку в другой садик возили. Как тут доглядишь за всеми... За халатность? Хорошо ещё отделалась. А что дети?

- К счастью без последствий. Я, честно говоря, потом долго себе представляла всякие последствия. Если б что-нибудь с кем-нибудь... даже не знаю...

Они замолчали. Соня отвернулась к боковому окну. Она сняла слезинку со щеки и нарисовала на стекле круг.

- Ладно-ладно. Во-первых, время прошло. Во-вторых, все, хвала Богу, здоровы. А в третьих, у меня был совершенно аналогичный случай на педагогической практике. Началась она в сентябре и все классы - и средние, и старшие - отправили на картошку. В моём седьмом классе учились какие-то недоумки полные. Не все, конечно. И мальчишки были умницы, и девчонки... Но выделялся среди них один Суханов Саша. Так он в обеденный перерыв выдернул где-то брюкву или сахарную свёклу и давай её с хрустом жрать. Немытую. Отрезает, подлец, по кусочку и жрёт. Я ему говорю: ты, мол, что делаешь? Тут коровий навоз как удобрение разбрасывают, глистов нахватаешь. Тебе самому не брезгливо? А он нагло в лицо смотрит, тринадцатилетнее животное, ржёт во весь рот, и жрёт. Да и хрен с тобой, думаю, жри, свинья. Не драться ж с ним.

- И что?

- Через три или пять дней гепатит, месяц в школу не ходил. А мне выговор влепили по партийной линии - я ж тогда ж честнейшим коммунистом старался быть. Чуть из универа не попёрли. Так, выходит, мы одинаково с тобой битые. Я через год сам из этой честнейшей партии вышел - как-то вдруг обрыдла она мне. Какие-то знаки сложились в систему... Давай-ка, пока движемся, вернёмся к курсовой.

И они заговорили о нарративе и его отличии от текста. Уточняли формулировки. Давали определения. Разбивали на подглавки и параграфы.

- Вы всё запомните?

- Ну, если забуду, подскажете, надеюсь, - лукаво посмотрела Соня на профессора.

- Тогда вторая глава, - на пару секунд он оторвал взгляд от суровой дороги.

Ему очень хотелось остановить машину, запустить пальцы в её волосы, поцеловать в губы, в глаза, в щёки. Так хотелось, что он замолчал и чуть не въехал левым колесом в промоину.

- Ой, бя-ада!.. - акая, как местные жители, протянул он.

- Чтой-то вы по-турмудски заговорили?

- Что ж, продолжим по-турмудски. Кыкет-иез йыр, - пропел он с тоническим ударением на местном языке.

- О Господи! Вы ещё ко всему и турмудский знаете!

- Мы же здесь живём. Хотя бы "тау" спасибо, "вае" извините знать обязаны. Только не говорите, что вы в шоке.

- Я глубже. А что?

- Сейчас все говорят "в шоке". Прикольно, зачётно, респект. И "вау!" - по любому поводу.

- Ещё появилось новенькое "упс!" И вечное "волнительно".

- Вас тоже раздражает? У Эллочки-людоедки в лексиконе было больше слов. Читали?

- Кино смотрела, - у Леонида Михайловича скорчилась брезгливая рожа.