В темноте они вскочили с коек, сталкиваясь друг с другом и врезаясь в стены кубрика, поскольку судно резко накренилось. Бочка перевернулась, окатив водой Мартина и Рафаэля, а потом молодой наемник покатился по мокрому полу, пытаясь удержать голову священника над поверхностью лужи и привести его в чувство увесистыми пощечинами. Кардинал начал откашливать воду, и его взгляд наконец сосредоточился на Рафаэле, который отпустил прелата и поспешил следом за матросами, которые уже взбирались наверх по трапу.
Мачты задрожали от второго удара, и внезапно решивший покончить с жизнью Манфрид приложился головой о рей с такой силой, что зубы зашатались. Снасти, за которые уцепился Гегель, отбросили его прочь от мачты и брата, и прежде чем он успел качнуться обратно, увидел, что Манфрид открыл глаза и неуверенно попытался встать на рее. Гегель завопил от бессилия, но вместо того чтобы очертя голову прыгнуть в черноту, Манфрид развернулся и ухватился за качавшегося на снастях брата. Песня лилась, как и прежде, когда братья посмотрели друг на друга. Дырки в улыбке Манфрида сочились кровью.
– Ну что, ведьмовство из рук вон вышло? – бросил он, помогая Гегелю выпутаться из веревок.
– На хер эту ведьму и на два хера Барусса! Он сбивает нас с пути праведного!
Гегель начал спускаться с мачты, а море уже светилось ярче, чем луна на небе.
– Эй!
Манфрид заметил Леоне, который стоял на противоположном рее, склонив голову и глядя на воду. Матрос не услышал окрика и продолжал осторожно двигаться к краю паруса. Понимая, что он задумал, Манфрид выхватил кинжал и метнул в моряка. Несмотря на то, как трясло и шатало судно, Гроссбарт не промахнулся: клинок вошел в ногу Леоне, и тот кувырком полетел вниз с мачты. С грохотом провалился в трюм, что, по меркам Манфрида, было все же лучше, чем в море.
Когда она ушла с носа и двинулась на корму, Аль-Гассур побежал следом и бросился к ее ногам. Она подняла араба своим голосом, а забытая простыня трепыхалась на носовой фигуре. Ее тело ослепило Аль-Гассура, но не похотью, а восторгом и трепетом. Погладив его по подбородку, женщина похитила его сердце так же верно, как если бы вырезала его ножом.
Спрыгнув на палубу, Гегель увидел их и бросился вперед, чтобы раскроить ей череп, но тут корабль снова накренился, и Гроссбарт потерял равновесие. Атаку из кубрика возглавил Карл, он первым покатился по внезапно покосившейся палубе и перевалился через леер. Вогнав кирку в доски, Гегель успел схватить несчастного моряка за руку, так, что за бортом болтались только ноги Карла. Судно качнулось вновь, и прокатившаяся по палубе волна на миг скрыла матроса.
Когда мерцающая вода отступила, Карл завопил, и Гегель успел заметить рядом с ним вытянутую тень, которая с плеском скрылась в море. Гроссбарт рывком вытащил Карла обратно на палубу; ему на помощь пришли Анджелино и Джузеппе, потому что корабль теперь накренился в другую сторону. Карл не переставал кричать, и, когда повалился на остальных, они увидели, что ниже пояса от его тела остались только окровавленные полоски мяса. Все они заскользили по палубе, и кишки вывалились из брюха Карла, а его неудавшихся спасителей окатило кровью; злосчастный моряк наконец подавился криком, осознав, что он мертв.
Родриго поскользнулся на разлившейся по доскам воде и упал так, что воздух вышибло из легких. Лючано и Рафаэль вцепились в трап, когда корабль начало качать, а, выбравшись наверх, увидели сияющее море вокруг и верхнюю половину Карла на палубе. Волны взлетели в такт ее песне сверкающей стеной, перекатились через планширь и промочили всех до нитки. Манфрид отпустил мачту, когда корабль под ногами успокоился настолько, насколько возможно, и увидел, как она оттолкнула араба к борту, а сама побежала обратно на нос. Манфрид погнался за ведьмой, пока Гегель, Джузеппе и Анджелино пытались подняться. Она легко проскочила между ними и взлетела на бак. Ее песня и треск древесины заглушали крики, так что люди не слышали друг друга, но задача была всем ясна. Анджелино с холодным ужасом разглядел наконец, что якорь не просто опущен, а перед лебедкой, которой его поднимали, стоял Барусс с обнаженной саблей. Женщина шагнула ему за спину и пела прямо в ухо капитану. Затем она развернулась и позволила песне катиться над кипящим, мерцающим морем. С каждой новой нотой волнение усиливалось, несмотря на чистое небо и штиль, а якорный канат звенел струной и притянул нос судна к воде так, что резная фигура почти поцеловала волны, прежде чем вновь взмыть вверх.
Аль-Гассур уцепился за открытую створку люка, ведущего в трюм. Внизу он увидел едва живого Леоне, который растянулся в воде на штабелях золотых слитков. Если бы в трюме плескалась морская вода и пойманная рыба, а не сокровища Барусса под небольшим слоем пресной воды, матрос, может, и не сломал бы оба бедра, когда упал с мачты. Аль-Гассур потянулся к Леоне и выдернул кинжал Манфрида из раны на ноге.