Печальная история братьев Гроссбарт

– Если поищешь, найдешь канат тонкий, как веревка, но куда более крепкий. На конце его вяжешь петлю и бросаешь в море. Длиной он должен быть где-то с корабль, чтобы достиг ее глубины. А потом ждешь, но недолго. Как только почувствуешь, что клюет, тяни наверх, медленно и нежно, будто первый раз занимаешься любовью с молодой женой. Потом услышишь всплеск рядом со своей лодкой, а затем бросай сеть – аккуратно, ибо всякому человеку дан лишь один такой шанс. Быстро вытаскивай ее на борт, но не смотри на нее, иначе все пропало! Но главное – не смотри, пока не найдешь каменистый берег, куда вытащишь сеть, только тогда! И это, дорогой брат, стоит всех жертв, на которые ты пошел, всех трагедий, которые переживешь. Первый взгляд на нее! Лишь тогда ты вернешься на свой корабль и в мир людей – с тем, что заслужил.

Аль-Гассур вытянул дрожащие руки и принял артефакт. Бока бутылочки были смяты и перекручены, а вместо пробки ее венчало гладкое стеклянное колечко. На дне лежал какой-то странный предмет, завернутый в тюленью кожу. Пораженный араб заметил, что он превосходил по размерам горлышко бутылки. То ли бутылочку выдули вокруг этого предмета, то ли он сам как-то вырос внутри. Но чудеснее всего было то, что стекло казалось теплым на ощупь. Прижав его к щеке, Аль-Гассур почувствовал, что оно пульсирует, точно сердце маленького зверька.

– Всегда прячь его – от луны, солнца и чужого человека. Здесь, меж полом и потолком, даже здесь он вполне опасен. – Барусс оторвал полу камзола и накрыл ею бутылочку в ладонях Аль-Гассура. – Никогда не подставляй его открытому небу, даже когда будешь использовать, пусть остается замотанной в тряпки, а уж море само снимет эту мантию. Теперь, когда увидел его, никогда больше не рискуй разворачивать, – никогда!

– Брат, я всегда буду веровать только в тебя, – поклонился Аль-Гассур.

– Мне нравится видеть, как дрожат маленькие птички, – прошептал Барусс со странным акцентом, и, прежде чем Аль-Гассур успел спросить, что это значит, в лицо арабу хлестнула горячая жидкость.

– Ты упокоишься с нею, брат мой, – поклялся Аль-Гассур, для которого вся комната окрасилась алым от крови в глазах.

Барусс повалился вперед, в его груди по самую рукоятку сидел нож араба. Лихорадочная улыбка не сочеталась с ужасом в его мутных глазах, а губы еще долго продолжали беззвучно шевелиться. Так капитан Алексий Барусс покинул мир людей и Гроссбартов, оставив свое наследие в руках тех, кто по-прежнему славил его имя.

XXVI Детский крестовый поход

Несколько дней прошло с тех пор, как Генрих облачился в балахон флагелланта. Все это время мальчики оставались послушными и молчаливыми, но хватали на дороге одиноких путников и приносили к приемному отцу, который поучал полубессознательных жертв, прежде чем позволить близнецам их съесть. И каждый раз, когда они пожирали нового человека, демон ярился и требовал, чтобы Генрих сохранил жизнь новообращенному, но воля человека оказывалась сильнее желаний злого духа. Лихорадка не покидала Генриха, но наполняла его члены нездоровой энергией, а не ослабляла его, и он, даже не заметив того, опустился до каннибализма, когда Бреннен предложил ему самые нежные кусочки очередной несчастной жертвы. Демониак уже не мог выносить солнечного света, и близнецы рыли для него глубокие норы, когда рядом не оказывалось пещер или густых зарослей. Тревога терзала Генриха, который в жизни не видел ни одной карты, но все равно, повинуясь животному чувству, двигался на юг.

Той ночью, когда они миновали городок, почти уничтоженный пожаром, мальчишки вдруг устремились к костру, который приметили у небольшой речки. Теперь они странствовали по травянистым равнинам, так что днем почти негде было спрятаться, и Генрих запретил бы им эту вылазку, если бы не тешил себя надеждой настичь Гроссбартов прежде, чем они ускользнут от него на корабле. Привычные в таких случаях пронзительные вопли быстро стихли, и радостное возбуждение покинуло Генриха. Он остался ждать детей на берегу речки, так как подозревал, что любой из Гроссбартов в такой ситуации будет кричать и ругаться, но не завопит и не завизжит, даже если ему поросята отгрызут гениталии.

Близнецы вброд перешли поток и положили свою добычу перед Генрихом, разочарование которого немного утихло, когда он увидел их белые облачения. Попы – это лучше, чем ничего, но прежде чем демониак успел начать свою диатрибу, они перевернулись, и показались папские шапки и маски. Сорвав их, Генрих всмотрелся в бегающие ошалелые глаза молодых парней.

После того как он плеснул им в лица воды и несколько раз пнул ногой, юноши наконец начали говорить, а Магнус и Бреннен жадно глядели на них из темноты. Поскольку жертвы разразились потоком тарабарщины, которой Генрих не понял, он вздохнул и смирился, что никогда и не узнает, почему они так странно оделись. В конце концов, ставший пророком крестьянин и узнал-то папское облачение только по триптиху, который видел давным-давно, и мог легко заключить, что вообще все жители Папской области так одеваются.