Печальная история братьев Гроссбарт

Осевший на козлы Мартин стонал и истекал кровью: стрела пригвоздила его прежде здоровую руку к спинке скамьи. Сквозь слезы он увидел, как Папа Стефан Шестой – или все-таки Седьмой? – выронил лук и выхватил меч, но затем из-под копыт коней выскочил Формоз, и между ними закипела схватка. Стефан ушел в глухую защиту, но натиск Формоза оказался очень быстр, и лже-папа рухнул на дорогу под градом ударов.

Когда на правую руку Климента опустился сапог Гегеля, разбойник стал молить о пощаде. Пощада настигла его в лице кирки Гегеля, которая трижды быстро прошила локоть грабителя. После третьего удара Гегель оставил кирку в изувеченной руке, схватил Климента за запястье и потянул, пока предплечье не оторвалось так, что кровь брызнула в лица обоим. Климент обезумел от боли, а Гегель просто обезумел.

– Ах ты, проклятый еретик! – ревел Гегель, пиная умирающего ногой в челюсть. – Вот тебе! Вот тебе, драный засранец! Думаешь, мы позволим каким-то херовым папам испортить нам дорогу в Гипет?! Теперь попробуй ересь сказать!

Маску Климента насквозь пропитала алая кровь, но тот все равно дернулся, словно чтобы укусить Гегеля за сапог, и это произвело на Гроссбарта достаточно сильное впечатление: Гегель выдернул кирку и вогнал острие в грудь папе-разбойнику, положив судорожный конец его агонии. Содрав смехотворную маску и шапку, Гегель повернулся к брату, но, к своему удивлению, увидел только обмякшего на козлах Мартина. В следующий миг он сообразил, что из фургона льется пение, и душа Гегеля содрогнулась от ужасного, холодного чувства.

Манфрид немного побарахтался, прежде чем нащупал ногами илистое дно и выпрямился, чтобы вброд пойти за бочонком. Однако, прежде чем он успел выйти из-под моста, тот достиг центра потока и умчался вниз по течению, скрылся за поворотом реки. Манфрид пошлепал к берегу, решив отвязать лошадь и поехать на ней вдоль берега, чтобы нагнать беглое пиво. Он ведь за этот напиток насмерть бился с демоном, а еще одного был готов отправить в Преисподнюю, чтобы вернуть бочонок. Но Манфрид не успел дойти до берега, когда увидел, как первый из упавших с моста пап выбирается на сушу.

Манфрид понял, что бочонок не спрыгнул с козел по своей воле и разумению. Ухмыляясь, он подобрался к полузахлебнувшемуся, раненому папе с большой дороги. Маска и шапка Урбана остались в реке, так что показалось умеренно уродливое, искаженное болью лицо. Манфрид уверился, что Дева Мария приведет бочонок на песчаную отмель или в какую-нибудь тихую заводь, чтобы ему хватило времени еще немного попортить этому ублюдку рожу. Он стащил грабителя обратно в реку, а затем навалился так, чтобы тот оказался под водой и принялся теребить болт в животе разбойника; занимался этим до тех пор, пока изо рта несчастного не прекратили вырываться пузыри. Только затем Манфрид успокоился настолько, чтобы расслышать пение, и его жестокая улыбка сразу стала невинной.

Гегель увидел, как Манфрид остановился над утопленником, а затем упал на колени, так что вода укрыла его плечи. Потом Манфрид повалился вперед, и его укрытый длинными спутанными волосами затылок стал похож на мшистый камень у берега. Когда брат не предпринял даже попытки вынырнуть, Гегель подбежал к нему по берегу и прыгнул в реку, упал, поднялся, снова упал, но потом все же сумел ухватить брата.

Увидев, как лицо мертвеца задрожало, исчезло, сменилось ее игривым обличьем, Манфрид утратил присущий ему здравый смысл. В холодной воде ее губы были такими теплыми, он не чувствовал ни стыда, ни нерешительности, даже когда коснулся ее языка своим. Он почувствовал, как в груди нарастает давление, видно от того, что сердце переполнилось радостью, и крепче прижался к ней. О том, как она продолжает петь, если у нее рот занят, Манфрид не задумывался.

Ухватившись за седую прядь, Гегель рывком поднял голову брата из воды. Манфрид некоторое время пытался вырываться, но потом затих, тупо поморгал, глядя на спасителя, а затем сблевал водой. У Гегеля так свело желудок, что он мгновенно ответил собственным потоком теплой рвоты. Затем братья выбрались из реки и упали, задыхаясь, на берегу. Ни один из них не заметил, что пение стихло.

– Какого? – выдохнул Гегель, глядя, как течение уносит жертву Манфрида.

– А?

– Ты что делал?

– А ты как думаешь? Убивал этого свиножопа.

– Да ну? И тебе понадобилось поближе на него посмотреть?

– Убедиться нужно было, – моргнул Манфрид. – Остальные тоже кончились?

– Ага. Только священника продырявили.

– Сильно?

– Откуда мне знать? Я ж тебя из реки вылавливал.

– Я в порядке, давай глянем на священника.