Читаем Печальные тропики полностью

В племени тупи-кавахиб институт вождей был организован сложно, и наша деревня сохраняла с ним по сути лишь символическую связь. Так в обнищавшем королевстве верный рыцарь становится простым камергером, чтобы спасти престиж короля. Этим рыцарем для Таперахи оказался Потьен. Он с таким усердием и глубоким уважением служил вождю, что и другие члены группы держались с должной почтительностью. И со стороны порой возникало ощущение, что «Таперахи еще держит власть», как некогда Абайтара, у которого в подчинении было несколько тысяч индейцев. В те времена группа лиц, представляющая свое племя на совете вождей, своеобразный «двор», состояла из четырех «сословий»: вождь, охрана, юные воины и свита. Вождь имел право казнить и миловать. В XVI веке осужденных топили в воде, это поручали делать юным воинам. Однако вождь заботился о своем племени и умел вести переговоры с иностранными торговцами. В его находчивости я имел случай убедиться лично.

У меня был небольшой алюминиевый котелок, в котором мы варили рис. Однажды утром Таперахи, взяв с собой в качестве переводчика Абайтару, пришел ко мне с просьбой одолжить эту посудину, взамен он обещал постоянно, пока я живу в племени, снабжать меня кауи. Я пытался объяснить, что у нас нет другой кухонной утвари, а пока Абайтара переводил, с лица Таперахи не сходила радостная улыбка, словно любое мое слово для него означало только безоговорочное согласие. И действительно, когда Абайтара перевел, что я не могу выполнить эту просьбу, Таперахи схватил котелок и, не церемонясь, положил вместе с остальным своим снаряжением. Я ничего не мог с этим поделать. Впрочем, он сдержал свое обещание и в течение целой недели нам приносили отличную кауи, с добавлением маиса и токари. И я располагал этим напитком в огромных количествах, ограниченных лишь заботой о слюнных железах трех малышек.

Этот случай напомнил мне слова Ива д’Эвре: «Если кто-то из индейцев хочет заполучить какую-нибудь вещь, он откровенно говорит о своем желании. Даже если этот предмет очень дорог его первообладателю, то он отдаст его немедля, однако с условием, что если у просителя есть другая вещь, которая нравится дающему, ее отдадут ему по первой же просьбе».

Роли своего вождя тупи-кавахиб понимают не так, как намбиквара. Стремясь объяснить окружающим, что он для них значит, тупи-кавахиб говорят: «Вождь всегда весел». Удивительная энергичность, с которой Таперахи принимается то за одно, то за другое дело, лишний раз подтверждает это определение. Но статус Таперахи объясняется не только особенностями его характера. У тупи-кавахиб, в отличие от намбиквара, власть передается по наследству от отца к сыну: Пвереза в свое время сменит своего отца, несмотря на то, что он младше своего брата Камини. Имеются и другие сведения, подтверждающее своеобразное превосходство младшего сына над старшим. В племенах намбиквара ситуация была противоположной. В прошлом одной из обязанностей вождя была организация праздников, на которых он был «хозяином» и «господином». Мужчины и женщины расписывали тела (с помощью фиолетового сока неизвестного мне растения, который использовали также при оформлении глиняной посуды), звучала музыка, пели песни, танцевали. Четверо или пятеро музыкантов играли на больших дудках: их делали из бамбуковых стеблей длиной 1,2 метра, к концу которых крепилась маленькая трубочка с язычком, небольшая прорезь сбоку закрывалась пробкой из древесного волокна. Когда «хозяин» праздника подавал знак, индейцы носили одного из музыкантов на плечах: это была игра-состязание, похожая на mariddo в племени бороро или на «пробежку с бревном» у индейцев жес.

Созывали на игрища заранее, чтобы участники успели поймать и закоптить мелких животных (крыс, обезьян, белок), связку которых они надевали на шею.

Когда играли в «колесо», делились на две команды – младших и старших. Участники игры собирались на круглой полянке, что была в западной части деревни, а два метателя, по одному из каждой команды, располагались друг против друга: один – в северной части, другой – в южной. Они раскачивали два круглых деревянных колеса, сделанных из спила стволов, а затем отпускали их катиться по деревне, другим игрокам нужно было попасть в обруч стрелой. Попавший забирал стрелу у команды соперников. Эта игра удивительным образом напоминала развлечения североамериканских индейцев.

Затем стреляли по куклам-мишеням, что было небезопасно, поскольку тот игрок, чья стрела попадала не в цель, а в деревянной столбик, к которому крепилась кукла, с этих пор становился отмеченным особым магическим знаком злого рока. Та же судьба ждала и тех, кто вместо обезьянок и кукол из соломы вырезал из дерева фигурку человека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука: открытия и первооткрыватели

Не все ли равно, что думают другие?
Не все ли равно, что думают другие?

Эту книгу можно назвать своеобразным продолжением замечательной автобиографии «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!», выдержавшей огромное количество переизданий по всему миру.Знаменитый американский физик рассказывает, из каких составляющих складывались его отношение к работе и к жизни, необычайная работоспособность и исследовательский дух. Поразительно откровенны страницы, посвященные трагической истории его первой любви. Уже зная, что невеста обречена, Ричард Фейнман все же вступил с нею в брак вопреки всем протестам родных. Он и здесь остался верным своему принципу: «Не все ли равно, что думают другие?»Замечательное место в книге отведено расследованию причин трагической гибели космического челнока «Челленджер», в свое время потрясшей весь мир.

Ричард Филлипс Фейнман

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука