Печальные тропики

А вот пример из области черной магии: «Заклинание черной жабы» («Oração do sapo secco»), оно описано в «Книге Святого Киприана», продающейся бродячими торговцами. Для колдовского обряда нужно взять большую жабу «curucu» или «sapo leiteiro», непременно в пятницу закопать ее по шею в ямку с горячими углями, в результате пламя поглотит ее: через восемь дней можно пойти посмотреть, что получилось. На этом месте должен появиться «стебелек древа с тремя разноцветными веточками»: белая – символ любви, красная – отчаяния, черная – скорби. Легенда гласит, что жаба, которую не съел гриф-стервятник, может избавить человека от тех или иных чувств, переживаний. Нужно сломать соответствующую ветку, в зависимости от ваших желаний, и спрятать ее подальше от чужих глаз. Закапывая жабу в землю, произносят заклинание:

Я хороню тебя глубоко под землей,

Я закапываю тебя, как можно глубже.

Ты должна избавить меня от опасных чувств.

Я выпущу тебя только тогда, когда все закончится.

Призываю Святого Амаро, моего покровителя!

Да исцелят меня морские волны,

В прахе твоем да будет мой покой,

Ангелы-хранители будут со мною всегда,

Сатана будет бессилен настичь меня.

Ровно в полдень

Мольба будет услышана.

Святой Амаро и все преподобные святые в образе диких зверей,

Будьте мне защитой на земле Марии!

Аминь.

Местные жители читали также – «Заклинания фасоли» и «Заклинания летучей мыши».

В этих местах, где реки проходимы только для небольших моторных лодок, а представленная городком Манаус цивилизация, с которой сталкиваются два-три раза в жизни, становится единственно реальной, заменяя стершееся на три четверти воспоминание, есть свои чудаки и изобретатели. Одним из них был глава телеграфного поста, который разрабатывал и держал под паром прямо среди леса огромные плантации для себя, жены и двоих детей. Еще он мастерил граммофоны и бочками изготавливал водку. Но судьба была жестока к нему: каждую ночь на его лошадь нападали летучие мыши-вампиры. Он накрывал лошадь попоной из брезентового тента, но она порвалась в клочья о ветви. Тогда он попытался намазать шкуру лошади соком острого перца, а затем и медным купоросом, но вампиры «стирали все крыльями» и продолжали пить кровь несчастного животного. Единственным спасением было нарядить лошадь в четыре сшитых друг с другом шкуры кабана. Богатое воображение этого человека помогает ему забыть самое большое разочарование: посещение Манауса. Он потратил все свои сбережения: на врачей, пользовавшихся его простодушием, на жизнь в отеле, где его морили голодом, наконец, на собственных детей, подстрекаемые продавцами, они опустошали прилавки.

Мне бы хотелось еще рассказать об эксцентричности и отчаянии, взращенных амазонским образом жизни у ее вызывающих сострадание обитателей. Об этих святых и героях, таких как, например, Рондон и его спутники. Они исследовали неизвестные земли, вооружившись лишь идеями позитивизма. Они предпочли бы погибнуть от руки воинственных индейцев, но не открывать по ним ответный огонь. Сломя голову они неслись в лесную чащу на странную встречу с дикими племенами, о которых больше никто не знал; едва успев собрать скромный урожай сведений, они получали в спину стрелу. Это были мечтатели, которые строили свою недолговечную империю там, где никто на это не решался. Были и фанатики, которые вдали от мира расточительно развивали такую бурную деятельность, какая других привела бы на трон вице-короля. И, наконец, жертвы собственного энтузиазма, чьи судьбы стали сором, сметенным рукой власть имущих. По прихоти судьбы этих странных искателей приключений можно найти на берегах Машаду, на краю лесов, среди племен мунде и тупи-кавахиб.

Далее я приведу один неуклюже написанный, но очень примечательный рассказ, который я однажды вырезал из амазонской газеты.

ОТРЫВКИ ИЗ «A PENA EVANGELICA» (1938)

В 1920 году цены на каучук упали, и главный начальник (полковник Раймюндо Перейра Бразиль) уехал с берегов Игарапе-Сан-Томе, оставив участки каучуконосов более или менее неосвоенными. Прошло время. Я покинул земли полковника, но душа подростка сохранила воспоминания об этих богатых лесах, я навсегда запечатлел их в своей душе, и эти слова никогда не сотрутся. Постепенно я пробуждался от апатии, в которую всех повергало падение цен на каучук. И я вдруг вспомнил о каштанах – castanhaes, которые видел на Игарапе-Сан-Томе, хотя обычно я довольно сдержан и привык к бразильским орехам.