Печальные тропики

Университет казался им соблазнительным, но отравленным плодом. К этим молодым людям, которые не видели мира и чье часто очень скромное состояние лишало их надежды когда-нибудь ближе узнать Европу, мы были приведены, как экзотические маги, сынами богатых родителей, вдвойне ненавистными: в первую очередь потому, что они представляли господствующий класс, а также по причине их космополитического существования, которое давало им превосходство над всеми остальными, оставшимися в деревне, но которое их отрезало от жизни и народных чаяний. В той же степени и мы вызывали недоверие; но мы приносили в своих руках плоды знания, и студенты избегали нас и обхаживали нас попеременно, то плененные, то сопротивляющиеся. Каждый из нас измерял свое влияние размером маленького круга, который образовывался вокруг него. Эти сторонники устраивали войну авторитетов, символами, бенефициарами или жертвами которой были любимые преподаватели. Проявлялось это пристрастие homenagens, то есть мероприятиями в знак уважения учителю, обедами или чаепитиями, предложенными благодаря усилиям тем более трогательным, что они предполагали реальные расходы. Значимость личностей и дисциплин колебалась во время этих празднеств как котировки на фондовой бирже, в зависимости от престижа учреждения, числа участников, положения особ, светских или официальных, которые соглашались присутствовать там. И так как каждое большое землячество имело в Сан-Паулу свое представительство под видом небольшого магазинчика: «Чай английский», «Пирожное венское или парижское», «Пиво немецкое», то выбор места вечеринки этим и определялся.

Пусть те из вас, кто остановится взглядом на этих строках, милые ученики, сегодня уважаемые коллеги, не заподозрит меня в злопамятности. Когда я думаю о вас, названных, согласно вашему обычаю, именами, такими причудливыми для европейского уха, но чье разнообразие выражает привилегию, которая была еще привилегией ваших предков, – иметь возможность свободно из всех цветов тысячелетнего человечества собрать именно ваш букет: Анита, Корина, Зенайда, Лавиния, Таис, Джоконда, Джильда, Онеида, Лусилия, Зенит, Сесилия, и вы, Эгон, Марио-Вагнер, Никанор, Руи, Ливио, Джеймс, Азор, Ахилл, Эвклид, Милтон, – то в моих воспоминаниях об этом сумбурном периоде нет ни капли иронии. Как раз напротив, поскольку именно благодаря вам я сделал важный для себя вывод: насколько неустойчивым может быть превосходство, пожалованное временем. Думая о том, чем была Европа и что она представляет собой сегодня, я понял, глядя на вас – преодолевших за несколько лет огромный разрыв в интеллектуальном развитии, который считался закономерным на протяжении многих десятилетий, – как исчезают и как рождаются общества и что великие исторические перевороты, которые описываются в книгах как следствия игры неведомых сил, действующих во мраке невежества, могут также совершаться в светлое мгновение благодаря решительности и отваге горстки очень талантливых детей.

Четвертая часть ЗЕМЛЯ ЛЮДЕЙ

XII. Города и села

Все выходные в Сан-Паулу мы посвящали занятиям этнографией. Сведения, которые мне сообщили, оказались неверны: пригороды были населены сирийцами и итальянцами, а индейцы находились гораздо дальше. Наиболее близким к сфере моих научных интересов оказалось исследование одной небольшой деревушки в пятнадцати километрах от Сан-Паулу. В ее жителях, светловолосых и голубоглазых, прослеживалось немецкое происхождение. И в самом деле, около 1820 года группа немецких колонистов начала обживать районы с умеренно тропическим климатом, но они словно растворились и затерялись в здешней крестьянской нищете. К югу же, в штате Санта-Катарина, небольшие деревни Жуанвиль и Блуменау, под сенью араукарий, сохранили атмосферу прошлого столетия: улицы, ровно застроенные домами с остроконечными крышами, носили немецкие названия, да и говорили там только на этом языке. На площади около пивной усатые старики с бакенбардами курили длинные трубки с фарфоровыми головками.