Печальные тропики

В Индии средневековому населению было очень далеко до эпохи фабрик и мануфактур, но местные жители целиком и полностью оказались во власти мирового рынка. От начала до конца им надлежало беспрекословно следовать враждебному порядку. Необходимо было приобретать привозное сырье. Например, в ткацком производстве в Демре применяли пряжу, в полном объеме импортируемую из Англии и Италии, а в Лангалбунде к зарубежным поставкам прибегали лишь отчасти, поскольку раковины были местным материалом, зато испытывали недостаток в химических препаратах, картоне и фольге, необходимых для изготовления продукции. Все здешнее производство можно было охарактеризовать как ориентированное на внешние стандарты, несчастные рабочие толком не могли одеться, не то чтобы застегнуть свои платья на такие роскошные пуговицы. Среди зелени деревень и спокойных речных каналов, по берегам которых расположились скромные хижины, вдруг проступает безобразный лик фабричного цеха. Как будто историческое и экономическое развитие внезапно замерло, обнажив трагические периоды истории: ужас нищеты, средневековые эпидемии, беспощадную эксплуатацию населения в первые годы промышленной революции, безработицу, спекуляцию, из которых и вырос современный капитализм. Будто встретились ХХ столетие, XIV и XVIII века, чтобы обратить в насмешку природную идиллию, царящую в тропиках.

В этой части планеты, где плотность населения может составлять более 1000 человек на квадратный километр, я в полной мере ощутил данное историей преимущество (выпавшее и на долю тропической Америке, а по некоторым убеждениям только ей одной и свойственное) – быть абсолютно или относительно отчужденным от остального человечества. Свобода – не политическая выдумка, не достояние философии, это самое ценное право человеческого общества, которому, однако, необходимо уделять больше внимания, чем всем прочим, поскольку только свобода способна породить цивилизацию и уничтожить ее. Она представляет собой результат объективного взаимодействия человека и окружающего его пространства, потребителя и предоставленных ему ресурсов. Нельзя быть уверенным в том, что одно может восполнить недостаток другого, что состоятельное, но перенаселенное общество не погибнет вследствие перенаселенности. Это можно сравнить с мелкими жучками, обитающими в муке, которые ядовитыми выделениями на расстоянии отравляют себе подобных раньше, чем ощущают недостаток питательной субстанции.

По меньшей мере странно полагать, что человек формирует свое отношение к миру независимо от условий существования. Задолго до того, как политическая система стала определять формы социального бытия, сами эти формы являлись смыслообразующими элементами той идеологии, которую они выражали: так знаки и символы становятся частью языковой структуры только при наличии объектов действительности, с которыми они связаны. В настоящее время непонимание, возникшее между Востоком и Западом, происходит прежде всего на семантическом уровне: те формулы, которыми наша цивилизация пытается характеризовать Восток, выражают значения отсутствия и равнодушия. Если и возможно что-то изменить, то необходимо обратить внимание на тех, кто живет в невыносимых условиях. Они не чувствуют себя рабами (напротив, они свободны в своем выборе), страдающими от тяжелой работы, недостаточного питания, постоянного контроля со стороны, – все это для них лишь исторически сложившийся способ получить работу, еду и иметь возможность сосредоточиться на радостях духовной жизни. Подобный порядок вещей кажется нам исключительным, но он тут же рушится перед очевидными фактами окружающей действительности еще до того, как мы находим в себе силы признать за ним право на существование.