В зал вошли четверо. Колдун боковым зрением обнаружил их бесшумное вхождение. Бешено колотилась в висках кровь, потрескивали горящие факелы в стенных нишах. Четверо были крысолюдами - двое серых, помельче, в обрывках погребальных саванов, увешанные метательными ножами, с короткими мечами на широких кожаных ремнях; один чёрный, покрупнее, в мешковатой полуистлевшей одежде, с изъеденной язвами шкурой, раздувшийся, похожий на бурдюк, вооружённый коротким копьём с железным зубчатым наконечником, покрытым зеленушной плесенью. "Чумной король!" - блеснула в мозгу колдуна ужасная догадка. Статус чёрного крысолюда подтверждал бронзовый венец, инкрустированный мелкими полудрагоценными каменьями. Четвёртым был маленький, совершенно облезлый крысолюд в грязной льняной мантии. По бокам морды у него торчали клочки белой шерсти наподобие бакенбард, в ушах сверкали бриллиантовые серьги, на морщинистой шее сияло золотое ожерелье, в сочетании с серьгами образующее великолепный гарнитур. В лапах, украшенных перстнями с самоцветами, он сжимал причудливо изогнутый расщеплённый древесный посох с навершием в виде скалящейся крысиной головы. Подойдя к серебристому кокону, четвёрка провела обсуждение возникшей проблемы.
- Папа, что это? - задал вполне уместный вопрос Чумной король, собираясь ткнуть в кокон копьём. - Никогда такого раньше не видел.
- То, сынок, защитный колдовской барьер, - прокряхтел старый крысолюд. - Ничего так колдовство, надёжное. Ты лучше, сыночек, не трогай его - мало ли какие гадости этот пакостник туда вложил.
- Что ж делать-то? - недоумевал Чумной король. - Там же столько свежатинки! Котлеток детишкам нажарить, рулетиков напечь...
- А ничего не делать. С голодухи колдун ослабнет, и барьеру конец. Эй, там, за барьером! Ты, часом, не вор, не разбойник, не грабитель? Никогда чужого не брал? - Господин Радуга не удосужился ответить, продолжая перелистывать книгу заклинаний. - Не слышишь, что ли? К тебе обращаются! - укоризненно окликнул облезлый крысолюд. - Гордый, значит, - сделал вывод старик. - Мол, я колдун великий, щас отыщу заклинание да ка-ак жахну по вам, мерзавцам эдаким, молнией али чем похуже. Ну-ну. Отойдите-ка, мальчики, я его щас жизни учить буду!
Крысолюды и крысы отошли от кокона, встали у стены. Облезлый крысолюд -старший в четвёрке - напрягся так, что шерсть на бакенбардах встала торчком, издал нечленораздельный горловой звук и взмахнул посохом в направлении Господина Радуги. Кокон заскрежетал и взмыл под потолок, вырвав добрый кусок каменной плиты из пола. С оглушительным грохотом он врезался в своды зала, брызнул серебристыми каплями-искрами и обрушился вниз. Взлетели фонтаны каменной крошки, кокон разбился на мириады крохотных осколков, исчезающих в воздухе.
На полу, среди мусора, оседающей пыли и медленно падающих листков распотрошённой книги заклинаний неподвижно лежал Господин Радуга. В глазах его поселился животный ужас, рот кривился в немом крике, крючковатые пальцы вцепились в камни.
- Ну, как колдуется, великий колдун? - насмешливо ощерился облезший крысолюд и коротко скомандовал: - Рвите его, пакостника!
"А она хорошенькая", - подумалось Виктору, бегущему по освещённому факелами коридору вслед за Агнесс. Монахиня подобрала полы одеяния и сверкала пятками наравне с бывшим послушником, любующимся стройностью её ног и рыжими развевающимися волосами. "Огненный цветок", - нашёл он сравнение её пышным локонам и заранее решил, что обязательно сделает ей комплимент на первом же привале.
Вскрик отвлёк его от любования девушкой. Агнесс резко остановилась, и Виктор налетел на неё, чуть не сбив с ног. Приятные ощущения от соприкосновения с ней развеялись, как только он установил причину крика: на пути беглецов стоял крысолюд с опаленной мордой и злобно фыркал на бывшего послушника.
Старинная виталийская пословица гласит, что рядом с женщиной последний трус может превратиться во льва. Надо признать, пословица не врёт, особенно в тех случаях, когда рядом с женщиной находится не последний трус.
- Боги небесные и демоны преисподней! - прорычал Виктор, удобнее перехватывая предмет из человеческого хребта. - Что ж мне вчера и сегодня так не везёт?!
Он опустил руку в сумку, вынул оттуда бутыль, с яростным видом откупорил зубами и влил в себя содержимое. Глоток, второй, третий... В желудок падал жидкий огонь, лава, извергаемая вулканом. Горячие волны разошлись от желудка, поселив в теле негасимое пламя. В голову ударил жар, иссушающий разум. Мышцы свело судорогой, внутренние органы выкручивало, словно половую тряпку. Бывший послушник взвыл от нестерпимой боли и упал, корчась в конвульсиях.
И что за мерзость дал ему на прощание старик Мали?...