Печать дьявола (СИ)

-- Я ничего не утверждаю. Но из пяти наших сокурсниц подобные взгляды -- у четверых. Разве что "милая крошка Эстель", как вы выражаетесь, немного романтичней остальных. Странно, но она действительно готова дать счастье мужчине. Все же остальные хотят его... получить.

На высоком белом лбу Мориса де Невера проступила еле заметная поперечная морщина. Он задумчиво взглянул на Гиллеля и хотел снова наполнить бокалы, но Хамал замахал руками.

-- Нет-нет. С меня хватит, -- он поднялся и, осторожно ступая, добрёл до дивана, кое-как стащил свои изящные замшевые сапоги, укрылся пледом и через несколько минут уже ровно и мерно дышал. Морис посмотрел на него, допил вино из своего бокала, повертел в руках, рассматривая, инкрустированный топазами дорогой портсигар собутыльника, потом положил его на стол и снова задумчиво взглянул на спящего Хамала. Он ничего не понимал. "Женщина как сон", -- откуда он знает? "La Venus de l ?Adriatique..." Откуда Готье? Чертовщина какая-то". Эстель... "Милая крошка Эстель, как вы выражаетесь" Что же, она, пожалуй, и вправду милая крошка.

Но когда это я, чёрт возьми, при тебе так выражался?

* * *

Недоумение Мориса де Невера осталось недоумением, между тем им -- да и не только им -- было замечено, что Лили прекратила свои ночные вояжи по спальням сокурсников. Каждый вечер она теперь исчезала в тёмном портале Мрачных залов и словно растворялась в их сером мраке. Тот, кто сумел бы проследить её путь, обнаружил бы, что она, едва слышно ступая по мраморной лестнице, спускалась в небольшой коридор, ведущий в библиотеку, но по пути сворачивала в анфиладу коридоров, в одном из них останавливалась и выходила на балкон. Там, на скамье у балюстрады сидел Август фон Мормо. Лицо фройляйн Нирах при виде его белело до прозрачной восковой белизны, глаза, чья зелень была заметна издали, погасали. Но тем ярче светились на фоне осенних сумерек глаза Мормо. Он протягивал ей свою руку с отполированными ониксовыми ногтями и сжимал ладонь. Мгновение -- и она оказывалась на его коленях. Пара застывала в долгом поцелуе. Временами Лили пыталась отстраниться, но властные руки Мормо мешали ей. Ночь они проводили в спальне Августа и, если бы Риммон или Невер могли бы видеть в это время Лили, они ни за что не узнали бы ту похотливую бестию, что запомнилась им. Она была тиха и трепетна, объятья Мормо завораживали её. Когда её глаза встречались с глазами Августа, в них мелькали затаённая злоба и необъяснимый испуг.

Но каждый вечер она, словно околдованная, шла в тёмный коридор.

С начала октября сильно похолодало. Среди студентов участились пирушки -- теперь приятнее было посидеть вечерами у камина, чем разгуливать под луной. За это время все успели узнать друг друга, первоначальный лёд отчуждения был растоплен. Гостеприимный и радушный Морис де Невер дважды в неделю устраивал вечеринки, куда постепенно стали стекаться все его сокурсники. Со временем обозначились склонности, выделились предпочтения, определились симпатии и антипатии. Самому старшему из них было всего двадцать четыре года, а много ли надо для веселья в юности, да ещё с бокалом в руках?

Но не всем было весело, и не всех согревал шамбертен.

...Безнадёжно. И с каждым днём это становилось всё очевиднее. Почему, вообще, его счастье, спокойствие и благополучие может зависеть от причуд и капризов какой-то белокурой девицы, вертихвостки и кокетки, скажите на милость? Но, чёрт возьми, до чего хороша!

Сиррах Риммон и сам не заметил, как влюбился в Эстель. Едва он, после памятной ночи с Лили, проклиная всех баб, вместе взятых, стараниями своего слуги, старика Антонио, чуть пришёл в себя, в дверях освещённой чадящими свечами латинской аудитории, куда он и вошёл-то Бог весть зачем, его взгляд неожиданно упёрся в голубые глаза Эстель. Она была в бледно-розовом платье из чего-то блестящего, отливавшего в свечном пламени золотисто-алым, и мраморная кожа мягко гармонировала с этим, то и дело проскальзывавшим блеском. Белые локоны волнами ниспадали на грудь, и в тени их её кожа чуть голубела. Она подняла на него глаза. В осеннем свинцовом небе, казалось, сверкнула молния.

Сиррах, рано познавший женщин, никогда особенно не ценил их. Весёлые девочки были непременной составляющей бордельных вечеров да дружеских попоек -- на то они и весёлые девочки. Эстель же не была весёлой девочкой, это Риммон понимал, но как вести себя с ней -- просто не знал. Кроме того, хоть он и оправился от ночи, проведённой с Лили, но полного выздоровления не ощущал: пережитое недомогание нет-нет да отзывалось -- то болью за грудиной, то странной и болезненной скованностью, то лихорадочным возбуждением по ночам.