Печать Древних (СИ)

Оделся Ринельгер быстро, стараясь не думать ни о чём. Мантия, чистая, отстиранная от грязи и даже крови, вычищенные сапоги — даже маска, спрятанная в сумке, блестела. Реагенты, собранные в путешествии в Сумеречный лес, были прибраны в тумбу, расфасованы: травы, части тел, настойки. Серп, уложенный в кожаные ножны, совсем новенькие, висел за шкафом — всего три дня Ринельгер спал, как дух успел столько всего сделать?

В руки снова попалась маска — оплавленная, напоминающая череп. Идея заставила чародея скупо улыбнуться. Теперь, когда все, кого он знал, мертвы, отряд погиб, в Анхаеле считали, что он сгинул, то в какой-то мере это могло оказаться правдой. Ринельгер проверил ленты по краям, завязал их, скрыл лицо под маской и накинул капюшон.

На улице шёл дождь с градом, а Ветер, укрывшись магическим куполом, водила руками по воздуху, захватывая пальцами тонкие струйки первозданной энергии. Старик стоял в стороне, держа в руках кувшин с чем-то тёплым, отдающим пар. Ему было всё равно на непогоду, на яд в воде, падающей с небес. Ринельгер передёрнулся — ещё долго он не сможет спокойно себя чувствовать, находясь рядом с духом.

— Спасибо тебе за всё, Лесничий, — сказала Ветер. — За укрытие, за еду и воду.

— Был рад развеять своё одиночество, — поклонился старик, а его глаза мелькнули синим свечением. — Пусть будет благосклонна к вам Варолия!

Ринельгер кивнул в знак благодарности, зашёл под купол. Ветер протянула ему руки:

— Берись, кровавый чародей. Наш ждёт долгий полёт.

Он ещё раз проверил все застёжки и сумки. Удостоверившись, что всё готово, Ринельгер с неуверенностью взял ладони магистра в свои. Ветер вздохнула, сжала их и потянула чародея к себе. Воздух вокруг заискрился, поднялись куски заледеневшего снега. Подол их мантий поднялся, ноги оторвались от земли.

— Это хорошо, что у тебя нашлась маска! — крикнула Ветер. — Порою буря такая, что по швам трещит лицо!

Глаза защипало, и Ринельгеру пришлось их закрыть. Над ними пробегали перелески, пустоши вокруг Реи и сама река, стучал по магическому куполу небесный лёд. Раньше бы чародей молился всем богам, что те помогли пережить полёт.

***

Резкая боль в боку, словно вспышка, погасила мрачные тона материально воплощённого мира и зажгла багровое зарево вокруг. Ирма почувствовала необычайную лёгкость, сродни той, что наступала, когда опьяняла черномара, но в тысячу раз блаженнее. Вот то самое ощущение, когда душа, избавляясь от смертных оков слабого тела, устремлялась в Поток. Безмерная и невозможная свобода, какую никогда не испытать в Цинмаре, свобода от страха, печали, радости… от цели. Аромерон — Ирма помнила, во что верила всю сознательную жизнь — его райские чертоги ждали.

В полной темноте безграничной пустоты вспышками сгорали светила где-то так далеко, что она не могла знать, движутся ли пылающие точки или нет. Ирма не знала, где она, куда сквозь звёзды несётся, где тот свет Аромерона, обещанный Неридой устами Аммелит. Душа горела, искорки огня рвали её, раздирали в клочья, а яркие вспышки небесных тел, приблизившись, градом пролетали вокруг и меркли одна за другой. Тьма объяла остварку, пожрала воздух и всё, что хоть как-то можно было увидеть. Терзаемая Ирма завыла, голос призрачным стоном растворился в пустоте.

— Ам-м-малия… сопротивляйся. Он хочет покорить тебя… сделать рабой.

Кажется, она увидела, куда, разрываясь на пепельные ошмётки, летела её душа. Древний тусклый, холодный свет пожирал Ирму, причиняя той нестерпимую боль. В тёмной пустоте отчётливо стала видна бледная человекоподобная фигура с фонарём в вытянутой тонкой руке.

— Сопротивляйся, Амалия… Аромерон ждёт.

— Я… я не справлюсь.

Оставив попытки бороться, Ирма просто завыла, пытаясь унять жгучую боль. Некто с фонарём победно выпрямился, как вдруг — продолжительный блеск, вспыхнул холодный свет, и силуэт, схватившись за шею, отдал себя всепожирающей пустоте. Пепел души растрепало, и, словно звёзды, ошмётки зажглись где-то вдалеке. Боль утихла, пульсировали только раны, и вскоре Ирма перестала что-либо ощущать. Бесцветные потоки энергии понесли её вниз, куда падали сотни и сотни звёзд, выступающих из тьмы безграничной пустоты.

Солёный воздух смешался с неимоверным смрадом. Море яростно било волнами, в деревянную поверхность вгрызались ядовитые капли дождя. Амалия тяжело дышала, держаясь за перевёрнутую кровать — ей было страшно, где она, что происходит, кто она? Крупный мужчина в блестящей от воды кирасе выбил дверь в её каюту, кинулся к ней. Амалия упала на поваленную тумбу, почти теряя сознание.

— Ирма, ох, Ирма, — осматривал её воин, бурча себе под нос. — Возьмите, — он что-то сунул ей. — Она очень важна…

Её пальцы в мокрых перчатках сжались на маленькой шкатулке, а он ушёл. Неизвестно, сколько времени Амалия просидела в развороченной каюте выброшенной на берег галеры. Воин вернулся нескоро, остварка взглянула на него — лицо того было перекошено от ужаса. В тишине отчётливо послышались крики, а потом скрежет когтей по дереву.