Подкрепление уже не спрыгивало в устье, а шло по мостам — камыш горел неугасаемым пламенем, и чёткая желто-красная линия прорезала низину, но баллисты и катапульты продолжали с жутким, громким треском забрасывать пылающей серой режущих друг друга воинов. Кажется, командиры переступили через себя и готовы класть на алтарь победы даже самые последние жизни.
Под часовней затрещало, Вильмонд не был знатоком магии, но не сомневался, что энергии для создания временного портала на пустом месте требовалось очень много. Сияющая арка возникла из ниоткуда, и в неё запрыгнули восемь громил-наёмников из гвардии Эриганна. Как только последний боец исчез, портал выстрелил синим лучом куда-то в сторону противника.
Эриганн снова сконцентрировался, и пламя, пожирающее дно пересохшей речки, метнулось в небо и рухнуло на головы поспевающим центуриям. Вслед за ним во фланги вражеского войска ударили отряды конницы.
Налетевшее пламя из воздуха заставило строй дрогнуть, и в следующую секунду тех, кто сражался на передовой, смела конница Рубинового Войска. Антониан немного пришёл в себя, и страх снова зацарапал его внутренности: что если наскок кавалерии оказался роковым, и Ветер проиграет сражение?
Затрубили горнисты легиона, к мясорубке потянулись оставшиеся центурии. Антониан не знал, сколько их всего осталось; здесь, в поле, были видны лишь ближайшие враги и братья по оружию, а также пляшущие в воздухе смертельные чары, нещадно насылаемые чародеями.
Конница развернулась, выставив копья; рубиновые наёмники, дико крича и пылая азартом, бездумно кинулись на перегруппировавшуюся центурию, где стоял Антониан. Глефы под наклоном приготовились их встречать, как вдруг с небес со вспышкой молнии ударил ураганный ветер, и атака захлебнулась, врезавшись в строй имперских солдат.
Антониана до безумия воодушевила симфония из воплей наёмников и жалобного ржания раненых лошадей. Центурион сорвал голос, но и без него было понятно: пора рубить, пора отбрасывать противника в горящий демоническим пламенем ров под мостами. С воинственными и воистину громогласными кличами, принадлежащими не смертным, но духам войны, ветмахские воины рубили глефами головы опрокинувшихся врагов, пронзали лошадей, кто-то крюками снимал с сёдел всадников, и острые мечи добивали их в земле.
Вместе с гвардией Антониан рвался вперёд, до боли в костяшках пальцев сжимая скутум и рукоять клинка. Снова они здесь, на передовой, добивая всадников, набросились на пехоту, зачавкал меч, затрещало дерево под ударом огромного молота — Антониан пережил встречу с рослым норзлином и выпадом пронзил зазевавшегося копейщика.
— Скутумы!
Лучники Рубинового Войска накрывали целые отряды, и командир центурии вовремя заметил, как соседний строй развалился, теряя десятки бойцов за раз. Гвардейцы сгруппировались вокруг Антониана, прикрылись щитами — и юноша поступил так же в тот самый момент, когда град стрел забарабанил, словно дождь, по толстому, затянутому кожей дереву.
Это дало время наёмникам для того, чтобы перегруппироваться и снова взять инициативу в атаке. Они влетели в центурии, словно молния, пробивая щели в строю. Двух гвардейцев убили в ту же секунду, Антониана повалили на землю, но кто-то снова ухватился за него, выдернул и поставил на ноги. Казалось, что войска у противника несметное количество, они всё наступали и наступали, а энергия вражеского чародея обрушивала небо над головой.
Ржание испугало Антониана, он развернулся, но увидел знамёна Мёртвого Легиона, и конница Ветер врезалась в отряды наёмников. Когорты лучников усерднее засыпали поле стрелами, но уставшие пехотинцы медленно и верно уступали поле врагу. Антониан сплюнул кровью — язык будет донимать болью ещё долго — и вытянулся, повернувшись к центурии:
— Воины Ригальтерии! — крикнул он, срывая голос. Чутьё подсказывало, что он должен это сделать, должен быть для солдат достойным командиром и наместником. — Мы почти победили! Нужно поднажать! В атаку! За Норзрину! За Ветмах!
Его услышали. Чудотворными свойствами обладали слова того, кому свыше дана власть. Будто клич для солдат исходил не из уст такого же, как и они, человека, а из уст бога. Центурия ощетинилась, наполнилась боевым кличем и клином вошла в ошеломлённый строй противника. Антониан, словно забывший самого себя, бросился в атаку с первыми рядами, его меч впивался в плоть, минуя стальные пластины и разрезая толстые клёпаные куртки; он искал плоть и находил её.
Антониан рубил и шёл вперёд, грязь и брызги крови попадали в его широко раскрытый рот, он рвал горло, но не выбивался из сил. Молот рубинового наёмника ударил ему под вытянутую руку с мечом, юноша потерял щит, прикрыл свободной ладонью ушиб и послал клинок в горло ранившему его врагу. Гвардейцы, солдаты прирождённые защищать знатных господ даже в пылу сражения, потащили его к себе, пропуская рвущихся до крови воинов Ветмаха и легионеров Ветер.