Печать Древних (СИ)

Ринельгер прикрыл измождённые глаза, молясь, чтобы сон наконец унёс его подальше из проклятого Кеинлога. Так славно забыться на часик-другой, увидеть приятные сердцу образы прошлого, такого светлого и доброго, отличного от колючего и отравленного настоящего. Сквозь веки мелькнул свет, и пространство наполнил рокот далёкого грома, а вслед застучал по крыше храма ядовитый ливень, прямиком из осквернённого Хаосом неба. Ринельгер поднялся, устало оглядел спящих в разных углах Фирдос-Сара и Ирму. Укутавшись в толстый вишнёвый плащ, каштановолосая остварка притягивала взгляд, словно сами боги взращивали и оберегали этого невинного и симпатичного котёнка. Медленно, чуть прихрамывая, Ринельгер направился к выходу, где на широкой парадной, прикрытой узорчатым треугольным навесом, сидели на посту Ардира и Сенетра.

— Поспал бы, чародей, — вынул трубку изо рта командир. — Дождь кончится, и мы снова попытаемся сбежать из проклятого города.

— Не могу, — пробурчал Ринельгер и уселся между ними. — Даже за зелья сесть не могу… Впрочем, — он горько усмехнулся, вспомнив, что оставил сумку с запасами в пещере, — не из чего. Ты как, Сенетра?

— Мне ещё никогда не было так легко со времён катастрофы, — сказала Сенетра. — Пещера… думаю, это то, что ты говорил. Энергия… жизненная энергия была в том месте, и я её впитала. Ненадолго, правда. Я чувствую, как она покидает меня.

— Ты хотя бы не вытянешь ноги, пока я буду готовить свежие настойки, — Ринельгер протёр глаза. — Проклятие. Никак не могу выбросить из головы то, что произошло в пещере.

— Мне тоже паршиво, — протянула Сенетра и передала чародею флягу с чем-то очень крепким. — Зериона убили… прошлись хрен знает зачем. И снова здесь.

Ардира, словно не замечая разговора, выпустил пышный клубок дыма и потянул полушёпотом:

В лесу, на скалах, среди ветров

Странник встретил зверя,

Скинул он зверя в заснеженный ров

Силу свою проверив.

Останки девушки юной тут,

Чудовищем убитой,

Покой и могилу свою обретут,

А имя не будет забыто.

Странник прервал зловещий рёв,

Скинул зверя в заснеженный ров,

Юные девы песнь поют,

Боги зверя к ответу зовут.

— Красиво, — хмыкнула Сенетра, оторвавшись от костра. — Что за песня?

— Ни разу не слышал её, — Ринельгер сморщился, сделав уже третий глоток из фляги.

— Вы и не могли её слышать, — пожал плечами Ардира. — Вы — имперцы, а песня эта из тех, что поются у костра в лагерях племён Северной Дали. Пару сотен лет гуляет уже. Она о герое-рунарийце, который уничтожил чудовищного волка, Горного Зверя, вервольфа, убившего сотни норзлинов.

— До нас не дошла эта легенда, — протянул Ринельгер. Он в детстве любил мифы и сказки, особенно диких народов. С каким интересом он читал об Огненном Человеке, растопившем Ледяное море в Тайном Веке, о Небесном Скакуне, что сменял день на ночь! Большинство этих легенд пришли из Дегаримских островов. — Любопытно, что ты вспомнил эту песнь сейчас.

— В моё детство песнь о Звере пела мать, — с тоской сказал Ардира, — а я мечтал стать героем-рунарийцем. За славу лезть на рожон, избавлять цветущий край ото зла. Хранить мир и спокойствие во всём Цинмаре. Но началась война… Боги, как известно, имеют своеобразное чувство юмора.

Он глубоко затянулся. Сенетра посмотрела на Ринельгера и жестом намекнула, что пора передавать флягу дальше. Чародей сделал ещё глоток и отдал её командиру.

— За сраный грош боремся со злом, — фыркнул Ардира, запивая. — И сами становимся этим самым злом… Боги нас за это наказывают. За украденную карту они забрали Зериона. Я виноват, бойцы, но смерть его так просто Каменщику не оставлю. Не оставлю.

Ринельгер выдохнул, повернулся — на пороге парадной за их спинами тихонько пристроилась Ирма.

— Садись, — заметила остварку Сенетра. — Не стесняйся. Так что, присоединишься к отряду, милая?

— Я… не знаю, — Ирма немного смутилась, но, чуть прихрамывая на перевязанную Ринельгером ногу, раненную на Пустынном берегу, нашла себе место у костра.

— Командир? — Сенетра взглянула на Ардиру. — Примешь?

Тот глубоко затянулся, прищурившись из-под косматых бровей, оценивающе осмотрел остварку и протянул ей флягу:

— В моём отряде пьют как в последний раз, — сказал, наконец, он.

Ирма неуверенно взяла выпивку, поднесла к пухлым, налитым кровью, губам и глотнула, зажмурившись. Ринельгер даже немного удивился, что она сумела-таки проглотить эту воистину огненную воду — бодяга, намешанная Фирдос-Саром, была демонически крепкой. Но героиню и прожжённую пьянчугу из себя показать никак не вышло, и остварка закашлялась, а её лицо налилось румянцем, став похожим на сочный помидор. Ардира громко расхохотался — хороший знак для нового члена отряда.

— Вижу, Каштанчика уже приобщили, — Фирдос-Сар, зевая, занял место подле командира. — Давайте, — он поднял крепко сжатую флягу с собственного пояса, — за упокой рунарийца, и отдельно — за присоединение к нашей банде Каштанчика.

— Уже окрестили, — шепнула Ирме Сенетра, скупо улыбнувшись.

— Посмотрим, что из этого выйдет, — сказал Ардира.