Печать Джа

— Я продолжаю работать… Невозможно успеть всего за одну неделю.

Брови баронессы нахмурились, а голос сделался до одури сладким:

— Бедняжка не успевает. А ходить по кварталу развлечений время есть.

Вот же ж Гаскинс, сука такая — заложил… И как только прознал.

— Попрошу не лезть в мою личную жизнь. И чтобы вы знали, одно другому не мешает.

— Надо же, — притворно удивилась баронесса. — Тогда позволь узнать, как далеко продвинулись твои поиски? Что успел сделать за последние четыре дня.

— Не имею привычки попусту языком молоть. Когда будет результат, тогда и доложусь.

— Вот как будет результат, тогда и получишь деньги, Сигма.

— Я Сига!

Баронесса недовольно сморщила носик.

— Не важно. Можешь идти…

Вот ведь зараза. Только-только отношения с баронессой стали налаживаться и вдруг такой облом. Вряд ли Гаскинс или нанятые им люди устроили слежку. Я подобные вещи за квартал чую — специфика воровской работы. Но если не «хвост», тогда что остаётся? Чей-то длинный и не в меру болтливый язык?

Круг претендентов был крайне узок, поэтому я не стал откладывать разборки на потом. Быстрым шагом пересек двор и буквально влетел во флигель. В тот самый момент, когда Рогги громыхал половником. От разлитого по тарелкам супа исходил приятный грибной аромат.

— Танцор, ты вовремя, — лесным филином проухал Бабура, — садись, откушай с нами.

— Не буду я за одним столом со стукачами сидеть.

Добродушное лицо Бабуры мигом нахмурилось.

— Танцор, ты говори-говори, да не заговаривайся. Отродясь среди нашего брата трепачей не водилось. Правильно я говорю, мужики?

Мужики недовольно переглянулись.

— Сказки можете баронессе рассказывать или Гаскинсу. Хотя, о чем это я? Один из вас именно это и сделал. Признавайтесь, какая сволочь напела про мой визит в бордель?

— С чего ты решил, что это мы? — осторожно спросил Зычник.

— С того, что кроме вас троих об этом никто не знал.

— И что? — раздраженный Рогги бросил половник в кастрюлю. — Я могу перечислить тысячу способов, как раздобыть нужную информацию. У тебя доказательства есть?

Прав был Рогги, зря я вообще все это затеял. В Кирпичном районе за пустую предъяву можно было и перо в бок схлопотать. Хорошо, что у матросов с «Оливковой ветви» были другие привычки.

На следующий день ко мне в комнату заявился Бабура. Спозаранку, когда дом продолжал спать. Ввалился в комнату и позвал на прогулку. Пришлось накинуть сюртук и выйти следом. На улице оказалось необычайно свежо: предрассветный воздух холодил кожу — не спасал даже поднятый воротник. Пальцы, и те зябли в карманах.

Мы миновали двор и свернули на боковую дорожку, усыпанную желудями. Лучшего места для разговора не придумаешь: с одной стороны полотно дороги, с другой — зеленая лужайка. Желающему подслушать и спрятаться было негде: кругом открытое пространство.

Покрутив головой, первым заговорил здоровяк:

— Зря ты вчера это затеял.

— Знаю.

— Ты пойми, Танцор, парни тебе благодарны, что из такой задницы вытащил. Работа пускай и не за деньги — все лучше, чем прозябать в трущобах, пропивая последнее.

— А как же вдовушки в деревне? — не выдержал я.

— Какие там вдовушки, — Бабура с досады махнул рукой, — пьяный треп от безнадеги. В деревне отношение к чужакам еще хуже, чем в город. Здесь хоть какая-то возможность заработать есть… Как не крути, выручил ты нас, Танцор. И парни это понимают.

— Сомневаюсь.

— А ты не сомневайся. Я поболее твоего на свете пожил и знаю, о чем говорю. Только вчерашнее добро легко забывается, когда творится несправедливость.

— Это какая же? — возмутился я. — Обиделись, что деньги баронессы вернул?

— Не только… Месяц назад ты был частью команды: ел, спал, работал вместе со всеми, а нынче в бароны заделался.

— Завидно?

— Все сложно, Танцор… но парней тоже можно понять. Пока одни вынуждены горбатиться — другие слоняются без дела по кафе, да по борделям. А потом заявляются во флигель и жалуются на местных шлюх, не способных должным образом ублажить. Понимаешь, о чем я? Одни назовут это чувством зависти, другие жаждой справедливости.

— Ты оправдываешь стукачей?!

— Нет, я просто пытаюсь вставить мозги на место одному зарвавшемуся пацану. Ты зачем про бордель рассказал? Какие эмоции хотел вызвать у Рогги, проторчавшего пол дня у плиты или у Зычника, набегавшегося до кровавых мозолей? Ты чем думал?

Не хотелось признавать, но Бабура был прав. Я слишком зациклился на собственных проблемах, и упустил из виду остальное. Получается, что зря, потому как Гаскинс моментально этим воспользовался.

— И что дальше?

— Не знаю, — признался здоровяк. — Я поговорю с парнями, только не уверен, что это поможет. На корабле было не в пример проще… Ты попробуй поменьше мельтешить без дела — глядишь и наладится.