Он вертел камень в перстне, но видел, что Слава, силуэт которой виднелся вдалеке, хорошо держится в седле. Артемьев не понимал, отчего на девушку не действуют повороты камня, но в какой-то момент решил проверить, что внутри кольца как некогда показывал ему Темный жрец. Он открыл камень и в ужасе увидел, что пряди золотых волос в тайнике нет, а кровь почти стерлась. Вмиг вспомнив слова старика Темных, о том, что именно эти две частицы влияют на ее существо, Федор зарычал. Этой хитрой девице как-то удалось опустошить заговоренный перстень. Он начал изрыгать проклятья, понимая, что она обвела его вокруг пальца. А он, как дурак, еще поддался на ее уговоры и снял с нее цепь, а ведь зловещий старик предупреждал его, что она коварна и умна.
Отмечая, что Слава галопом скачет почти в версте впереди, и им будет непросто ее поймать, если она вдруг решит скрыться в лесу, Артемьев впал в яростное бешенство, проклиная себя за беспечность. Неожиданно он вспомнил наказ Темного старика. Не снижая скорости, он стремительно вытащил нож из-за ремня и быстро полоснул лезвием по-своему запястью. Кровь хлынула потоком, и Федор, даже не поморщившись, сунул руку с перстнем в рану. Заговоренный камень окунулся в кровь, а молодой человек прохрипел заклинание из трех слов, которым научил его старик. Темная магия начала свое действо, и Артемьев, бросив ястребиный взор вперед, тут же увидел, как светловолосая всадница начала чуть сбавлять темп своей мчащейся лошади и уже через пару минут зашаталась в седле.
— К ней! Быстрее! — скомандовал Федор, направив коня вперед по дороге, и, отвел перстень от раны, отмечая, как горячая кровь капает с камня.
Спустя минуту Артемьев увидел, как Слава осадила лошадь, а еще через миг безжизненно повисла на стременах и вожжах, которые удерживались на ее запястьях.
Марфа шарахнулась в сторону, когда Артемьев с невменяемым лицом появился на пороге спальни. На его руках была бессознательная девушка, и Федор, стремительно пройдя в спальню, грубо бросил Славу на постель. С его руки капала кровь, и он, проворно стянув короткий кафтан, засучил рубаху и устремился к умывальнику.
— Федюшка, ты ранен? — обеспокоенно спросила Марфа, подбегая к нему. Не успела она договорить, как он зыркнул на любовницу и зло прохрипел:
— Пошла вон!
Поджав от обиды губы, баба взвилась с места и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью. Артемьев быстро промыл рану и, схватив тонкий рушник, умело перемотал запястье.
Услышав глухой звук, он стремглав повернулся к кровати, отметив, что Слава очнулась. Она, видимо, пыталась собрать силы и, едва приподнявшись на дрожащих руках, осматривалась. Быстро приблизившись к ней, он схватил золотистую прядь девушки и дернул. Несколько волосков осталось на его пальцах, и он, тут же раскрыв перстень, вложил их туда. Закрыв тайничок, он жестко схватил за плечо девушку, которая уже вскочила с постели.
— Куда?! — процедил Федор, со всей силы залепив ей пощечину, от которой Слава вновь отлетела на кровать. Опрокинув ее на спину, он немедленно задрал ее юбку. Выпуклый живот был хорошо виден. Артемьев захрипел, как раненый зверь, и его глаза налились кровью. — Так Марфа права, и ты брюхата от этого ублюдка!
— Он мой суженый, и я люблю его! — прошипела ему в лицо пленница.
— Моему терпению пришел конец! — процедил угрожающе Федор, склоняясь над Славой, и, словно приговор, добавил: — Больше я не буду церемониться с тобой, как с царевной!
Стремительно наклонившись к ее лицу, он впился в губы девушки и навалился на нее. Его руки начали бесцеремонно шарить по ее телу, разминая грудь, плечи и ягодицы.
— Пусти! — посипела она, пытаясь сопротивляться и отталкивая Федора.
— Замутила мне голову и опять деру? — хрипел он у ее губ, опаляя горячим дыханием. — Так теперь меня не проведешь! Я в оба смотреть буду!
— Ненавижу! Все равно сбегу!
— Не сбежишь! Куда тебе с пузом-то бегать, лиса?! — пророкотал в бешенстве Федор.
Ему хотелось побить ее, наказать и заставить подчиняться своей воле, а более всего — вырвать из ее чрева ненавистное семя соперника. Он так долго ждал эту золотоокую девицу, любил ее, пошел на предательство и убийство отца, потом искал ее и страдал без нее почти год, даже ездил за нею в далекий Архангельск. И вот теперь, когда после всех мучений и тоски, девка была в его руках, она оказалась беременна от другого. Именно этот ненавистный мужик не только сделал ее своей по плоти, но и упрочил свое положение рядом с нею, зачав в ее лоне ребенка.
Неистовая злость охватила его, ведь девица была предназначена ему, Федору, но все его мечты и желания растаяли, как мартовский снег. Не в силах совладать со своей яростью, он решил раз и навсегда сделать ее своей. Как давно он хотел обладать ею, как боялся сделать что-то не так. Но он был сыт своими наивными возвышенными бреднями. Теперь он вознамерился стать для нее единственным господином и мужчиной.
Артемьев стиснул девушку в неистовых объятиях и принялся яростно рвать на ней одежду. Она дико завизжала, пытаясь пинаться, и прошипела полузадушенным голосом:
— Пусти, убийца!