Когда он выбрался из ельника, увидел, что бой почти окончен, и уцелевшие солдаты, собирая раненых, отходят к своим позициям. Подойдя к одному из русских солдат и делая вид, что у него кружится голова, Владимир спросил:
— Милейший, скажите, какой нынче день? А то меня ядром шарахнуло. Так я все что-то и позабыл…
— Дак четырнадцатое июля, горемычный, — ответил солдат.
Сразу же досконально вспомнив все сражения Северной войны, Владимир уточнил:
— И что же это мы недалече от Головчино?
— Так и есть, родимый.
Поняв, что попал прямо в водоворот кровавого боя, который впоследствии назовут сражением при Головчине, где русские полки позорно отступили и оставили свои позиции шведам, потеряв убитыми более двух тысяч своих воинов, Владимир тяжко вздохнул. Это была горькая битва для русской армии, за которую главнокомандующий Репнин был отдан под суд. Он прекрасно это помнил. Так же, как и то, что вскоре русская армия воспрянет духом, раз за разом будет одерживать победы и наконец разобьет наглых шведов, которые посмели напасть на подвластные России земли.
Немного опечаленный тем, что попал на два месяца ранее того срока, который намечал изначально, Владимир решил сделать все, чтобы устроиться в армии русских и как можно скорее отыскать Иллариония Потапова.
— Кто таков? — мрачно спросил генерал Голицын, вперив взор в мужчину, стоящего перед ним.
— Поручик Семеновского полка, Александр Чигарев, — отчеканил Владимир.
— И откуда ты это взялся, голубчик мой, в самый разгар сражения?
— Я следовал в ваш полк. Получил назначение две недели назад.
— Где твой штабной приказ на распределение?
— В суматохе боя потерял я его ненароком, ваше превосходительство.
— Весьма странно, — заметил генерал Голицын. — Знаю я одного Чигарева, Иваном кличут, тоже в нашем Семеновском полку. Ты, часом, не родственник его?
— Это мой двоюродный брат.
— Так, так. А документ у тебя какой имеется?
— Вот мой пачпорт. Только он испорчен осколками от ядра, — заметил Владимир.
— Давай, давай посмотрю, — пробурчал генерал, и Владимир, быстро подойдя, протянул ему обезображенный документ. Пока Голицын изучал обожженный паспорт погибшего Ивана Чигарева, Соколов гипнотизировал его взором, внушая генералу нужные мысли. Спустя минуту Голицын поднял на него глаза и спросил:
— Ну и где служить надумал? В своем полку, или еще где?
— Не понял вас, ваше превосходительство, — нахмурился Владимир. — Мой полк Семеновский.
— Да. Но по приказу царя Петра Алексеевича поручено мне сформировать полк лихих наездников, которые рубятся хорошо. Ты в седле-то как?
— Отменно, ваше превосходительство.
— А насчет стрельбы?
— В яблочко со ста шагов, — отчеканил Владимир, выпалив фразу, которая, по его мнению, могла понравиться генералу.
— Прям уж со ста? — подозрительно спросил Голицын.
— Да.
— Ладно, иди пока в палатку к другим офицерам. Роман Алексеевич, проводи парня. Утром скажу, куда определили тебя.
— Слушаюсь.
Он знал, что в штабной палатке хранятся записи обо всех офицерах и солдатах военного корпуса русских. Глубоко за полночь Владимир переместился к палатке незамеченным. Он ощутил, что снаружи и внутри по одному часовому, которых надо было обезвредить. Соколов бесшумно подкрался сзади к первому охраннику и, быстро надавив на определенные точки на горле солдата, отключил его сознание. Осторожно посадив солдата на землю и оперев о палатку, Владимир проник внутрь и то же самое проделал со вторым часовым. Он знал, что охранники придут в себя спустя полчаса, но ему было достаточно этого времени для осуществления своих планов.
Спустя некоторое время, перерыв все документы, мужчина обнаружил списки четырех полков: Преображенского, Нарвского, Семеновского и Ингерманландского. Но в этих списках Илларионий Потапов не числился. В подавленном настроении Владимир вернулся в свою офицерскую палатку, где все уже спали, и начал напряженно думать о том, как найти этого Иллариония…
Наутро Владимир проснулся в угнетенном настроении, осознавая, что ему, видимо, придется ждать пока, русские полки воссоединяться в единую армию. Он отлично помнил ход войны. Лишь спустя пару месяцев русские войска должны были вместе участвовать в значимой победоносной битве при Лесной. Именно через два месяца он надеялся найти искомого воина в объединенной армии.
Пребывая в мрачном состоянии, Владимир после утреннего построения отправился вместе с другими офицерами на полевую кухню, вкусные ароматы с которой распространялись в воздухе. Взяв кашу с салом, как и остальные, он уселся на бревно чуть в стороне от основной массы офицеров и солдат. Он заставлял себя есть, чтобы не вызывать кривых взглядов, но еда не лезла ему в горло. Мысли о Славе, о Илларионии точили его существо, не давая расслабиться ни на миг. Через некоторое время с ним рядом присел пожилой вояка лет сорока. С приятным зеленым взором и седыми висками. Почти доев свою кашу, офицер нижнего чина как-то по-доброму взглянул на хмурого Владимира и спросил:
— Ты что такой мрачный, сынок?
— Так война, веселья мало, — буркнул недовольно Соколов.
— Как тебя кличут? — спросил офицер.