Печать Индиго

На это гневное заявление Артемьева, Федор лишь ухмыльнулся и, сплюнув кровь с разбитой губы шатаясь, вышел вон. Тут же Мирослава Васильевна обняла мужа, который схватился за сердце, и усадила его на скамью. Она гладила Тихона по руке, пытаясь упокоить его. Артемьев, прекрасно понимал, отчего Федор поступил так. Тихон Михайлович знал, что, услышав очередной отказ в своей просьбе, Федор разозлился на него и решил отомстить. И вот теперь он испортил свадебный пир собственному брату.

Слава, которая в этот миг утешала Любашу, которая так и рыдала, сидя на полу, помогла подняться подруге на ноги и увела ее из шумной светлицы. Едва девушки вошли в спальню Светославы, бывшая Стрешнева вновь зарыдала. Слава усадила подругу к себе на кровать и сев перед ней на корточки взяла бледные руки Любаши в свои.

– Любушка, неужели ты все еще любишь его? – спросила тихо Слава.

В ответ Любаша лишь жалостливо всхлипнула и кивнула.

– Не могу я забыть его, окаянного, всю душу сжег, – простонала сквозь слезы Любаша.

– Любушка, у тебя отныне муж есть, ты должна о нем думать.

– Муж! – вскрикнула в гневе девушка. – Постылый муж!

– Ты разве не понимаешь, что Федор еще сильнее обидеть тебя хочет? Он ведь назло сейчас все это сделал. Я видела на его лице гадкую улыбку.

– Понимаю я все это, Слава, но ничего поделать с собой не могу! – сказала в запале Любаша. – Как увижу его, словно в жар бросает! Ничего поделать с собой не могу.

Слава помолчала, не зная как еще образумить подругу.

– Я еще мало знаю о любви, – заметила тихо Слава и присела рядом с Любашей на кровать. – Но как ты можешь любить его? Он же никого любить не может. Он холодный и жестокий. Порой, мне кажется, что он всех ненавидит.

– Я думала, что смогу понравиться ему. Но видать, уже поздно, – тяжко закончила Любаша. И тут Слава вспомнила нечто, что по ее мнению, могло бы заставить подругу разочароваться в предмете своего обожания.

– Марфа, матушкина горничная, ждет ребеночка от него, – тихо произнесла Светослава. Слезы застыли в красивых глазах бывшей Стрешневой, и она ошарашено уставилась на подругу. – Я никогда не говорила тебе Любаша, – продолжала девушка. – Но Федор постоянно бегает за всеми дворовыми девками. Тихон Михайлович уже, что не делал, чтобы образумить его. Сегодня Марфа едва не убила себя из-за него, жестокого. А Федор совсем не любит и ее! Семен же глаз с тебя не сводит. Сразу видно люба ты ему. Забудь ты этого Федора, недостоин он ни одной твоей слезинки!

Любаша долго молчала, прокручивая в голове слова Славы и только через несколько минут прошептала:

– Может ты и права, Славушка, и мне забыть его надо…

Девушки уже около часа взволнованно говорили, когда в дверь громко и настойчиво постучали. Любаша встрепенулась и несчастно посмотрела на подругу. Обе поняли, что пришли за невестой. Было уже более десяти часов и гости видать, потеряв невесту, решили вернуть ее на положенное место. Слава вскочила на ноги и, резво подбежав, распахнула дверь.

На пороге стояли гости во главе со свахой, которая была крестной Любаши. Это была полная дородная женщина с веселыми добрыми глазами. Тихон Михайлович с Мирославой находились здесь же и как-то смущенно смотрели на заплаканную невесту, сидящую на постели. Семен, стоял немного подальше, в темноте дубового коридора и его отчетливо можно было узнать по белому нарядному кафтану.

– Мы за лебедушкой! – проворковала сваха веселым голосом, пытаясь развеять всеобщую гнетущую атмосферу. Хозяева дома, их сын и тем более молодая, чувствовали себя виноватыми во всем произошедшем час назад. – Пора, милая, спати укладываться…

Добавила многозначительно сваха. Любаша вновь бросила быстрый несчастный взгляд на гостей, которые толпились на пороге горницы Славы, и быстро опустила глаза, боясь столкнуться взглядом с Семеном. Стрешнева чувствовала себя до крайности глупо, оттого, что при всех бросилась на шею Федору. Она думала, что Семен очень зол на нее и потому побаивалась оставаться с ним наедине.

В этот момент Слава вернулась к Любаше и, помогая ей встать, подвела подругу к двери.

– Ты уж прости, доченька, моего беспутного Федора то, – сказал вдруг Тихон Михайлович. Любаша подняла на свекра взволнованное лицо и тоже прошептала:

– И вы простите меня, люди добрые.

Она так и стояла, опустив глаза, и отчетливо чувствовала, что Семен хоть и стоит немого поодаль от них, все же напряженно смотрит на нее.

– На том и порешим! – закончила довольно сваха и повернулась к жениху. – Семен Тихонович, подойти!

Семен медленно вышел вперед и приблизился к бледной Любаше. Обжигая молодую жену горящим хмурым взглядом, он встал перед ней. Стрешнева видела лишь его красные сафьяновые сапоги и, дрожа, боялась поднять глаза на мужа.

– За белы рученьки возьми то суженую, чего стоишь, будто столп! – велела весело сваха.