– Ты выглядишь подурневшей: эти следы на руках, бледность, уставший вид, синяки, впалые щёки. Тому есть причина? Ещё и эта прядь… Откуда она?
Мадлен занервничала. «Да, Екатерина не тот человек, который лишний раз решит промолчать ради приличия. Скрывать от неё правду смысла нет».
– Недавно на меня напали. В моих покоях, – девушка чуть закатала рукав платья и показала Екатерине отметину. – Кажется, я оказалась жертвой некоего культа, с которым когда-то был связан и мой дед. Я предприняла попытку разузнать, что это за символ на моей руке. И поплатилась за это.
Слушая рассказ девушки, Екатерина не шелохнулась. Но при упоминании культа что-то в ней изменилось. «Её дыхание будто участилось. Почему? Испугалась за меня? Вряд ли».
Мадлен решилась задать вопрос.
– Ваше Величество, вам не доводилось когда-нибудь слышать об Абраксасе?
При упоминании этого имени Екатерина заметно напряглась, сжав челюсть. «Она что-то знает о нём».
– Мишель рассказывал мне об этом боге. И о том, на что он способен.
«И это всё? Почему мне кажется, что Екатерина о чём-то умалчивает?» – подумала Мадлен.
– Этот культ может быть связан с угрозой, что нависла над моим сыном? – поинтересовалась Екатерина.
– Пока я не нашла прямой связи между королём Генрихом и культом Абраксаса, – призналась Мадлен.
–Тогда оставим этот разговор, – твёрдо заявила Екатерина. – Сейчас меня волнует другое: почему ты не предупредила меня о восстании де Гиза?
Этот вопрос сильно озадачил фрейлину.
– Ваше Величество, но как я могла?
– Как? Ты должна была предвидеть это с помощью своего дара. Ты ведь помнишь, для чего ты здесь.
– Но я уже говорила вашему Величеству, что не могу контролировать свои видения, – попыталась оправдаться Мадлен. Но Екатерина ничего не хотела слышать:
– Ты должна научиться! – рявкнула она. Впервые Мадлен увидела, как, пусть на мгновение, но Екатерина потеряла самообладание.
– Я дала тебе дневник Нострадамуса, показала пророчество – этого должно хватить, – продолжала Медичи. – Нам повезло, что в пылу восстания королю не навредили. Но в этом не было твоей заслуги. Надеюсь, в следующий раз о грозящей сыну опасности я буду узнавать заранее. Пока же мне всё приходится делать самой, – не давая Мадлен вставить и слова, Екатерина задала последний вопрос. – Ты желаешь ещё о чём-нибудь сообщить мне?
Мадлен помялась, вспомнив, что хотела поведать Екатерине о причастности Маргариты к своему отравлению. «Неприятно сообщать матери о преступлениях её детей, но Её Величество должна об этом узнать».
– Я знаю, кто пытался меня отравить. Это была ваша дочь – Её Высочество Маргарита Валуа.
К удивлению фрейлины, Екатерина отреагировала на обвинения сухо.
– Ты уверена?
– Боюсь, что так. Она сама призналась мне в этом.
– Надо же, – усмехнулась Екатерина. – Значит, она задумала в открытую бросить нам вызов. Что ж, ей же хуже.
Бросив на Мадлен долгий придирчивый взгляд, Екатерина направилась к выходу из палатки. Уже откинув её полог и собираясь выйти, Медичи вдруг замерла. Не оборачиваясь к девушке, она произнесла тихо, но устрашающе:
– Не разочаруй меня, Мадлен. Медичи не прощают ошибок.
С этими словами Екатерина вышла прочь, оставив Мадлен одну размышлять над услышанным.
Придя в себя после разговора с матерью короля, фрейлина нашла в себе силы выйти из шатра. Музыка снаружи уже стихла, а кибитка бродячих артистов укатила дальше на юг. «Я не успела попрощаться с Эсмой и ещё раз поблагодарить её за помощь, – с тоской подумала Мадлен, но тотчас вспомнила слова цыганки. – Она говорила, что мы ещё встретимся. Быть может, так и будет».
– Фрейлина или служанка? Праведница или обманщица? – раздался возле Мадлен чей-то насмешливый голос, и из-за соседней палатки горделивым павлином вышел королевский шут. Поправив перо на широкой шляпе, Шико хитро взглянул на Мадлен.
– Ваше появление в лагере было эффектным, мадемуазель, но вот в чём вопрос: где же вы были до этого?
Появление шута изрядно испортило девушке настроение. Ей очень хотелось высказать этому нахалу всё, что она о нём думает. Но Мадлен помнила: «Он единственный, кому король верит беспрекословно. Одно его слово, и на меня падёт королевский гнев. А ещё письмо из дневника Нострадамуса, если оно правда у него. Нужно понять, чего же он хочет». Сдерживая негодование, девушка натянула на лицо приветливую улыбку.
– Спасала свою жизнь, выбираясь из Парижа, месье, как и все остальные.
– Но в городе, захваченном де Гизом, вы пробыли дольше всех нас. Не странно ли это?
– Я не поспела за королевскими каретами, пришлось выбираться самостоятельно.
– И как же вам это удалось? – насмехаясь над девушкой, спросил Шико.
– Везение, месье, безграничное везение, – едва удерживая улыбку, процедила Мадлен.
– Может быть, может быть, мадемуазель, – покачал головой шут, расхаживая из стороны в сторону. – Но что, если вы обманываете всех нас? Что, если в минуту опасности, дабы спасти свою жизнь, вы вступили в сговор с врагом?
– Ваши обвинения обижают меня, месье, – перестав улыбаться, заявила Мадлен. – У вас нет причин подозревать меня во лжи.