Печать Раннагарра

— Элл сегодня приедет за тобой и заберет вас с Джеддом и Лэйном в Айвендрилл, — наконец продолжил он. — Я составил бумаги о его опекунстве над нашими детьми после моей смерти.

— Смерти? — Оливия вздрогнула и, побледнев, бессознательно прижала к животу ладонь, испуганно всматриваясь в лицо мужа.

Касс не ответил, лишь отвел взгляд и отстраненно продолжил:

— Ты сможешь выйти замуж за Светлого Владыку. Благодаря статусу Элла и его правам на детей, Магрид не сможет манипулировать тобой, используя их.

— При чем здесь Элл и почему ты заговорил о смерти? — чувствуя, что начинает мелко трястись от страха, спросила Оливия.

— Потому что мое время на исходе, — предельно честно ответил Касс. Теперь он мог рассказать ей. Теперь его ответ ни к чему ее не обязывал. — Много лет потомкам Мерлина удавалось обходить проклятье. Они нашли лазейку. Они никогда не приходили в храм с незнакомками. Сначала они влюбляли в себя женщину, которую считали подходящей кандидатурой на роль матери для их детей, потом приводили ее к дракону, и если огонь выбирал женщину — сочетались с ней узами брака. Если нет — поиски пары продолжались. Проклятием Иллариль потомкам Мерлина отпускался ровно год на то, чтобы избранница дракона их полюбила. Если в течение одного земного оборота винн эль корро не полюбит свою пару — мужчина рода Оттон умрет. Прошел ровно год, Лив, — Касс отвернулся, вглядываясь в тонкую белеющую полосу горизонта. — Думаю, дальше объяснять ничего не нужно.

Мужчина смотрел на последний рассвет в своей жизни, и сердце его заходилось в агонии, отсчитывая уходящие мгновения его оставшихся минут. И мысли проносились в голове быстрее ветра, и отчаяние жгло душу болью нерастраченных чувств. Было невыносимо горько от того, что никогда не сможет прижать к груди своего маленького сына, услышать его первые слова, увидеть первые шаги, и от того, что у него больше не осталось времени на то, что бы вымолить у женщины, которую полюбил всей душой, такое необходимое ему прощение. И было больно и обидно за недосказанность слов, и быстротечность мгновений, и за невозможность передать взглядом всю бурю эмоций, беснующихся в его душе. Ему было мучительно жаль, что уже ничего нельзя изменить. В этой жизни. Возможно, в другой… Но это уже будет не он и не она…

Время таяло, и солнце огненной сферой поднималось над рдеющей кромкой дня, лаская искрящимся теплом бледное лицо Оливии. Тонкий луч коснулся каменного выступа у ног Касса, осыпав его золотой пылью рассвета, и мужчина резко развернулся, чтобы увидеть лицо любимой женщины в последний раз. Искры заиграли солнечными зайчиками в ее коротких прядях. Заглянув в ее глаза, герцог до спазмов в горле понял, что будет безумно скучать. Где бы он ни был и кем бы он ни был: бесплотным духом или перерожденным существом, он будет скучать по ней.

— Я люблю тебя, Лив, — с бесконечной тоской и болью произнес Касс. — Прощай.

Она беззащитно моргнула, губы обиженно задрожали и безудержные дорожки слез быстро поползли по бледным щекам.

Не желая расставаться с той, которую так любило, сердце нелюдя билось тяжело и гулко, упрямо пытаясь замедлить бег немых секунд, но равнодушному наблюдателю времени, не было до него никакого дела и солнце все поднималось… и Оливия и Касс все стояли…

Дробью осыпались секунды.

Ускользали минуты.

Летели мгновенья.

А сердце все билось…

Расстреливая обреченно-безнадежными взглядами лица друг друга, мужчина и женщина, застыв на высокой скале, смотрели глаза в глаза. Невыносимо горько. Пронзительно. Болезненно-отчаянно.

Ветер рвал их волосы, играл складками одежд, бился невидимыми кулаками о их застывшие напряженные фигуры, словно хотел сдвинуть их с места, заставить разорвать затянувшуюся зрительную связь, остановить этот немой поединок взглядов и характеров.

Солнце, поднявшись над горизонтом, утопило землю в теплоте своих лучей, а Касс все еще был жив! Герцог измученно смотрел на искусанные губы жены, струящиеся по ее щекам горькие слезы, и не мог поверить тому, что робко нашептывало ему его срывающееся на полухриплый стон сердце, плохо понимая, как такое могло произойти?

За что?

Почему?

Каким непостижимым образом она полюбила его?

Качнувшись, Касс шумно выдохнул, а потом сделал шаг — короткий, как миг, бесконечный, как вечность.

Резко, со стоном, он сгреб Оливию в свои объятья, впечатав в свое тело: неистово, исступленно. Забывая дышать, думать, двигаться. Только чувствовать…Чувствовать ее тяжело поднимающуюся и опадающую грудь у своих ребер. Ток крови, пульсирующий в ее венах. Блаженное тепло ее дыхания. Ее ладони на своей спине, обжигающие, словно раскаленное тавро, кожу. Жизнь. Ее. Свою. Не важно… Простую жизнь. Обещающую солнце, ветер, небо над головой, рассветы, закаты, дни, ночи и ее… Всю. Без остатка. С этими пахнущими вереском и мятой волосами, храбрым огненным сердцем, не по-женски сильной рукой; с этими невозможными глазами, в которых в зимний день можно увидеть жаркое лето; и чистой душой, к которой, несмотря на всю мерзость и отвратность этого мира, не прилипло и капли грязи.