Печать Раннагарра

— Не совершает ошибок только тот, кто ничего не делает. И самой страшной ошибкой было бы пройти мимо чужой беды и сделать вид, что ты ничего не заметил. Ты дал зургарам намного больше, чем они у тебя просили — ты подарил им надежду. А еще не позволил разувериться в том, что в этом жестоком мире есть место для милосердия и сострадания.

Касс повернулся, безмолвно вглядываясь в лицо Оливии, и она смущенно опустила голову, не в силах смотреть в яркую зелень его глаз.

— Джедд прав. Я тебя совершенно не знаю, — хрипло пробормотал герцог. Слова давались ему с трудом, и смотреть на ту, которой он причинил столько зла, за которое она теперь платила ему добротой, было невыносимо больно. Лучше бы она его ударила, потому что когда она его ненавидела и презирала, он не чувствовал себя такой тварью и подлецом. — Ты удивительная: отважная, смелая, добрая, великодушная… — Касс запнулся, тяжело проглотив подкативший к горлу ком. — Я тебя в грязи вывалял, а к тебе и капли не прилипло…

— Я не хочу об этом… — остановила Ястреба Оливия. Она так старательно старалась не вспоминать прошлого, а он зачем-то взял — и все испортил!..

— Сможешь ли ты меня хоть когда-нибудь простить? — глухо проронил Касс.

Оливия подняла на него затуманенный, полный невыразимого укора взгляд, и честно ответила:

— Не знаю.

Она правда не знала.

Не знала, способна ли была простить Ястреба по-настоящему — искренне и от всего сердца, потому что другого прощения он от нее не ждал. А может и ждал… Ли не могла ответить самой себе на этот вопрос наверняка, но, узнавая герцога ближе, понимала, что он не из тех, кого может устроить унизительная ложь или лицемерная полуправда, поэтому и говорила с ним прямо и открыто, так, как чувствовала.

Впрочем, по-другому она и не умела.

Касс понимающе усмехнулся, яркий огонь в его глазах сменился безысходной обреченностью, и он едва заметно кивнул головой:

— Ступай к огню, выпей горячего чая, мы скоро снова отправимся в путь.

— Ты куда? — видя, что он направляется обратно в лес, тихо спросила Оливия.

— Эстэ заберу, — коротко бросил герцог. — Иди грейся, мы сейчас вернемся. Мне поговорить с ней надо.

Помявшись на месте, Оливия проводила удаляющуюся фигуру мужчины хмурым взглядом, а потом, тяжело вздохнув, поплелась к расположившимся на поляне мужчинам. Пытаясь поддержать Ястреба, она добилась обратного — разбередила их старые раны, и теперь плохо было не только ему, но и ей самой. Душа болела. И лекарств от этой изъедающей изнутри вселенской, невыразимой грусти у нее не было, как и не было понимания, почему так болит внутри. Ведь когда ее переполняла ненависть и жажда мести, к горлу не подступали глупые слезы, и грудь не сдавливало железным обручем горечи. За три тяжелых, полных мытарств и испытаний года она слезинки не проронила. Упорно и настойчиво шла к своей цели, а теперь… Что теперь? Каждый раз, когда смотрела в глаза Ястреба и видела в них смиренное покаяние и молчаливое отчаяние — удушливые, горячие спазмы накатывали волна за волной, и было невероятно трудно удержаться, чтобы не расплакаться при нем от горькой обиды, словно она снова была маленькой девочкой, одинокой, заброшенной и никем не любимой.

* * *

Касс, вернувшись к поляне, на которой осталась Эстэль, нашел ее сидящей на земле у дерева, играющей с зургаром. Детеныш гонялся за непрестанно двигающейся рукой девочки, пытаясь вцепиться в нее своими тонкими клешнями, а когда у него это получилось, губы Эстэль тронула светлая, счастливая улыбка.

— Не сиди на холодной земле, а то простудишься, — попытался изобразить на лице строгость Касс. Глядя на глупо улыбающуюся девочку, желание отчитать ее, с которым он, собственно, и пришел, куда-то испарилось.

— Вы ведь тоже нелюдь, — ласково погладив жмущегося к ней зургарыша, и не подумала подняться Эстэль. — Разве вы не знаете, что мы не можем простудиться?

Укоризненно вздохнув, Касс сел рядом с дочкой друга, бесстрастно наблюдая за ее игрой.

— Это хорошо, что отец так много тебе рассказал об особенностях нелюдей. Ты поэтому решила напоить зургара своей кровью?

Эстэль согласно кивнула, почесав пальчиком живот детеныша. Он, довольно зажмурившись, издал писклявый высокий звук, закрутив хвостик вокруг пальцев девочки.

— Я подумала, раз наша кровь нечувствительна к болезням и выжигает яды, то, возможно, если ее выпить, она сможет уничтожить и гниль.

— Извини, что накричал. Ты молодец, Эстэль, но тебе все-таки придется вернуть малыша его сородичам, — с сожалением сообщил Касс.

— Нет, — девочка посмотрела на герцога с отчаянной мольбой, неуклюже прижав к себе расшалившегося зургара. — Он мой, они ведь даже не знают о его существовании.

— Эстэ, он живое существо, а не игрушка, — попытался образумить девочку Касс.

— Я и не считаю Хвостика игрушкой, — запальчиво возразила Эстэль. — Он мой друг. Пожалуйста, маршал Оттон, не забирайте его у меня. Я буду о нем заботиться, — ласково погладила зургара девочка и ее огромные глаза внезапно стали влажными и блестящими. — Я ему жуков собирать буду, и червяков накопаю, и охотиться научу…