Читаем Печать Цезаря полностью

На северо-западной стороне Алезии возвышался высокий холм, покрытый с одной стороны густым лесом. На склоне, обращённом к городу, Цезарь устроил один из своих лагерей. Он не мог укрепить всего холма, но лагерь этот был укреплён особенно тщательно, и здесь он поставил два легиона. Как раз этот-то хорошо укреплённый лагерь Вергассилавн и захотел непременно взять приступом. Я указал ему на слабые места. Он предполагал наброситься на римлян с вершины холма и, пробив с этой стороны брешь, подать руку защитникам Алезии. Он избрал для этого самых лучших воинов и в их числе весь отряд паризов.

С наступлением ночи, незаметно для римской стражи, он привёл нас в лес, подходивший вплотную к холму, и приказал стоять как можно тише.

— Спите, — сказал он, — набирайтесь сил на завтрашний день. Я разбужу вас, когда будет надо.

Но кто же мог спать в такую ночь, когда решался последний вопрос: свобода Галлии или подчинение римлянам.

Мы провели ночь под оружием. Вергассилавн ходил взад и вперёд, наклоняясь под деревьями, волновался и ежеминутно отправлял гонцов. Часы тянулись медленно. Наконец показалось солнце.

— Вперёд! — скомандовал Вергассилавн.

Сквозь ветви, зашевелившиеся, как от вихря, шестьдесят тысяч человек спустились на римский лагерь. К валу тотчас же были приставлены лестницы, и мы начали срывать плетень, служивший укреплением, и баграми растаскивать частокол.

За нашими первыми рядами шли стрелки и метальщики, которые стреляли в каждый шлем, показывавшийся на укреплениях или на башнях. Римский лагерь встрепенулся. Увидав головы наших передовых воинов, часовые громко закричали. Валы наполнились неприятелями, на них засверкали тысячи шлемов. Мы услыхали скрип метательных орудий и на нас полетели стрелы и камни.

С правой стороны, в долине мы увидели нашу конницу, двигавшуюся рысью. За конницей шла пехота. Вся галльская рать тронулась с места.

В ответ на наш крик послышался такой же крик из города, и по горе Алезии стала спускаться громадная толпа с оружием и лестницами.

— Ну вот! — вскричал Вергассилавн. — Мы займём римлян делом вдоль всей линии. Осаждённые нападут на них с тыла, и мы победим их. Держитесь! Держитесь!

Нас нечего было ободрять. Наши паризы уже взобрались на вал и баграми стягивали плетни. Боиорикс обеими руками ухватился за плетень. Но камыш только гнулся, а не ломался. Он поскользнулся, зацепил поясом за какой-то кол и повис, болтая ногами и руками, как бык, поднятый на рычаге для того, чтобы быть перенесённым на судно. Затем он упал вниз и сорвал часть плетня. В ярости он вскочил и, бросившись на частокол, сразу обломил его, затем ухватился за ближайшие колья и стал ломать их поочерёдно, к немалому изумлению солдат, которые вчетвером не могли бы сделать ничего подобного. В образовавшуюся щель тотчас же пролез Карманно, а за ним Думнак и Арвирах и начали действовать мечами среди римлян. Уцепившись левой рукой за кол, я правой дрался мечом с каким-то центурионом. Нам оставалось сделать ещё усилие, и мы проложили бы путь шестидесяти тысячам галлов, стоявшим позади нас.

Мы видели частокол по другую сторону лагеря, потрясаемый с необыкновенной силой, видели галльские мечи, просунутые в щели, и слышали крики, причём узнавали даже голоса. Мне послышался один очень знакомый голос, и сердце у меня затрепетало. Не желая выдать тайны, я только закричал:

— Амбиорикс! Амбиорикс!

Голос Амбиориги, дочери Амбиорикса, с восторгом отвечал:

— Венестос! Венестос!

И я был отделён от неё только несколькими шагами!

Мы не щадили своих сил, и римский лагерь трещал от натиска, направленного с двух сторон. Мы могли разнести его и соединиться.

В эту решительную минуту я взглянул направо. Великая галльская рать, достигнув ловушек, капканов и волчьих ям, остановилась. Отряды конницы точно приросли к месту. Вслед за испугавшейся конницей пехота перебирала ногами, не трогаясь с места.

— Это ещё что такое? — кричал им Вергассилавн, стоя на возвышении. — У нас теперь на шее два легиона, а вы хотите, чтобы их было десять? Спешите же!

Он был слишком далеко и слышать его никто не мог. Рать продолжала стоять или чуть-чуть подвигаться, понемногу прокладывая себе дорогу.

Мы же всё более и более воодушевлялись. Но ряды римлян не только не редели от наших стрел и ударов, а по-видимому сгущались.

Тут я услыхал голос прибежавшего Лабиена: — Держитесь! Я веду к вам шесть когорт.

А несколько дальше, справа, раздался голос Цезаря: — Ну, Брут! Скорее с твоими шестью когортами! Поторопись, Фабий; твои семь когорт не будут лишними!

Римляне, видя, что главные наши силы нападали очень лениво, стали посылать к нам отряд за отрядом.

Мы более не могли двигаться вперёд, а с другой стороны люди, вышедшие из Алезии, по-видимому наткнулись на непреодолимые преграды, и я услыхал уже издали умоляющий отчаянный крик:

— Венестос! Венестос!

Задыхаясь от утомления, я закричал:

— Амбиорикс! Амбиорикс!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза