Педагогическая этика (СИ)

Это открытие в сочетании с пышным букетом вызывающе красных, наглых роз потрясло его настолько, что он некоторое время стоял, тупо пялясь в окно, не имея в голове ни одной мысли, а в душе ни единого чувства. Потом мысли и чувства вернулись, он ощутил, как бросилась в голову и застучала в висках кровь, затрепыхалось, больно ударяясь о ребра, сердце, и ему захотелось ворваться в кафе, подбежать прямо к столику, за которым приятно проводила вечерок бессовестная троица, и тут же, на месте, прояснить ситуацию. К счастью, ему хватило ума так не делать. Ждать у дверей он тоже не стал, а вместо этого побрел в Валеркин двор и устроился на лавочке у самого подъезда, твердо решив непременно дождаться свою неверную любовь и выпытать у него все.

Вадим, собираясь на встречу, думал, что повзрослевший за прошедшие три года Валерка наверняка утратил очарование юности, стал с виду грубее и проще, и что, наверное, все же лучше было бы с ним не видеться и сохранить в воспоминаниях прежний образ. Но бывший возлюбленный ничем его не разочаровал, и Вадька даже решил, что неплохо себе позволить маленькое романтическое приключение в память о прежних чувствах. Обретя вполне определенную цель, он, как обычно в таких случаях, воодушевился и принялся источать обаяние и рассыпать перлы остроумия. Женька даже забеспокоилась и пнула носком сапога Валерку под столом, одновременно сурово сдвинув брови. Дорошин ничего в этой пантомиме не понял и удивленно вытаращился на подругу. Поэтому, когда Вадим ненадолго отлучился, Женя открытым текстом заявила приятелю, чтоб тот не вздумал вестись на Вадькины заигрывания. Он, мол, сегодня здесь, а завтра – ищи его свищи, а Дорошин опять будет потом мучиться из-за минутной прихоти ее братца. У Валерки и в мыслях не было на что-то там вестись, более того, он уже немного устал от фонтанирующего обаянием и остроумием Вадима и был совсем не против завершить вечеринку, о чем прямо сказал Женьке. Когда Вадим вернулся, Женька предложила разойтись по домам, потому, что ей, знаете ли, завтра вставать к первому уроку. Брат не спорил: конечно, Жень, мы все понимаем, ты, разумеется, ступай домой, а мы с Валерой еще немного прогуляемся по свежему воздуху. Женька планировала не совсем такое развитие событий. Она рассчитывала увести брата с собой, поэтому жалобно захныкала, что, мол, нехорошо девушке вечером шататься одной по улицам. Брат на это мягко, но решительно возразил, что время, Женечка, еще совсем детское, на этих самых улицах полно людей, так что за свои жизнь и честь тебе волноваться не стоит. Жене ничего не оставалось делать, как пойти домой в одиночестве, на прощание еще раз строго посмотрев на друга.

Дорошин не ожидал, что Вадим за ним увяжется и попытался увильнуть, сказав, что ему тоже завтра к первому уроку и он, пожалуй, тоже пойдет домой. Вадька ответил, что ему, в общем-то, все равно, где гулять, почему бы не к Валеркиному дому, и они все-таки отправились вместе. Валерка желания своего экс-любовника возродить в этот вечер былое не разделял. Поэтому во дворе остановился от своего подъезда довольно далеко, тепло пожелал Вадиму спокойной ночи, сказав, что его идея встретиться была замечательной, но ему пора. Вадька попытался набиться на чашку кофе, к тому же, он ведь до сих пор не видел Валерину квартиру и умирает от желания с ней ознакомиться. В ответ Дорошин соврал, что кофе у него нет, а квартира – чего ее смотреть, хрущевка она и есть хрущевка, две комнаты: большая «распашонка» и следом узенький «пенальчик». Тогда Вадька, отбросив намеки, привычно, как раньше много раз делал, притянул к себе Валерку и накрыл его губы своими. Валера слабаком не был, но Вадим был заметно крупнее его. И Дорошин не стал зря тратить время на бессмысленную борьбу, а просто с силой впечатал каблук нахалу в модный ботинок. «Шпилек» он, конечно, не носил, но наступил от души, поэтому Вадька избежал тяжелой травмы стопы, но от неожиданной боли выругался, выпустил Валерку, чем тот и воспользовался: повернулся и пошел домой. Вадим не настолько был распален, чтобы добиваться своего «бывшего» силой. Он пожал плечами, мол, не очень-то и хотелось, и удалился.

***