Педагогическая поэма. Полная версия

– Ага, – закричал Гуд, – та я ж того теленка захватил и привел, помните? Чей теленок, стой? Да чей же – дида Андрея Гречаного.

– Деда Гречаного? – обрадовался Калина Иванович. – Так он же, паразит, не захотев платить десять рублей за потраву. Ах и адиот же старый. Верно, верно… А паршивый какой был бычок, еще Антон Семенович хотев его на жаркое зарезать, да я не дав. Помнишь, ты говорил: на что нам бычок?

Мы вдруг все вспомнили. Не помнили только одного: как мог дед Андрей пожертвовать чистым симменталом из-за какой-то десятки. Было очевидно, что он и сам не догадывался об аристократическом происхождении бычка. Мы мобилизовали разные пружины, докопались, что Андрей Гречаный купил теленка у какого-то проезжего дядька на дороге. Благодаря этим сложным и таинственным обстоятельствам Шере очень трудно было получить паспорт на Цезаря, но симментальские стати его были настолько разительны, что паспорт нам все-таки выдали. Имел паспорт и Молодец, с паспортом жил и Василий Иванович, шестнадцатипудовый кнур,[149] которого я давно вывез из опытной станции, – чистокровный англичанин, названный Василием Ивановичем в честь старого Трепке.

Вокруг этих знатных иностранцев – немца, бельгийца и англичанина – легче было организовать настоящее племенное хозяйство.

Царство десятого отряда Ступицына – свинарня – давно уже обратилось в серьезное учреждение, которое по своей мощности и племенной чистоте считалось в нашем округе первым после опытной станции. У Ступицына было около тридцати маток. Шере вел свинарню по настойчивому и придирчивому плану: ни одна из тридцати маток не была дочерью Василия Ивановича – Шере заранее предупреждал кровосмешение, а были все получены от старой нашей матки Марии Ивановны, которую я в свое время привез вместе с Василием Ивановичем. Мария Ивановна в течение двух лет регулярно посылалась Ступицыным на свадебный пир на опытную станцию. Только теперь начал Шере сводить Василия Ивановича и собственных маток. Он с отвратительной педантичной холодностью выбраковывал маток за малейший провал в приплоде, за нервность, за испорченность характера, за слишком малый или слишком большой опорос, и новых маток выбирал с таким же строгим контролем.

Десятый отряд, четырнадцать колонистов, работал всегда образцово. Свинарня – это было такое место в колонии, о котором ни у кого ни на одну минуту не возникало сомнений. Свинарня, великолепная трепкинская постройка пустотелого бетона, стояла посреди нашего двора, это был наш геометрический центр, и она настолько была вылощена и так всем импонировала, что в голову никому не приходило поднять вопрос о шокировании колонии имени Горького.

В свинарню допускался редкий колонист. Многие новички бывали в свинарне только в порядке специальной образовательной экскурсии; вообще для входа в свинарню требовался пропуск, подписанный мной или Шере. Поэтому в глазах колонистов и селян работа десятого отряда была окружена многими тайнами, проникнуть в которые считалось особой честью.