Педагогические идеи К.Д. Ушинского

Воспитатель тогда достигает вершин искусства в своем общении с детьми, когда несет им большую правду подлинно народных убеждений, когда сам способен на честный гражданский поступок, чем бы для него ни завершился он, чем бы ему ни грозил.

Одной образованности, одних знаний, одних правил, методик и циркуляров, какими бы совершенными они бы ни были, явно недостаточно.

И тому пример, говорит Ушинский, история. Философ Сенека — блестящий эрудит, один из самых образованных людей своего времени. Но ведь воспитал же Сенека зловещего тирана Нерона. Именно Сенеку обвиняет педагог в том, что он содействовал своей изысканной болтовней и сентенциями «ужасной нравственной порче своего страшного воспитанника».

Как педагог-философ Ушинский фактически приближается к тому подлинно научному пониманию диалектики воспитания, к той сложной формуле, которую вывел педагог-марксист Макаренко на основании индукции своего цельного опыта. Он писал в одном из писем Максиму Горькому: «Педагогика — вещь прежде всего диалектическая — не может быть установлено никаких абсолютно правильных педагогических мер или систем. Всякое догматическое положение, не исходящее из обстоятельств и требований данной минуты, данного этапа, всегда будет порочным».

Ушинский, исходя из глубочайшего анализа философских систем того времени (Милль и Спенсер, Гегель и Шеллинг, Белинский и Герцен), исходя из своего опыта воспитательной практики, формулирует, возможно, главное противоречие самой природы и сущности гуманистического воспитания.

С одной стороны, наставник не должен навязывать своих убеждений, ибо это навязывание есть величайшее насилие над умом воспитанника. С другой стороны, нельзя развивать душу ребенка, не внося в нее никаких убеждений. Отрицание авторитета нравственных требований, норм морали может воспитать полных скептиков, убежденных в невозможности убеждений.

Практическая педагогика всегда ставит воспитателя перед конкретным фактом оценки поступков, ситуаций, нравственности детей, взрослых, вообще различных явлений, точек зрения.

И в этой своей оценке, в своем активном отношении к миру педагог выступает не как кабинетный теоретик, а как член общества, того конкретного общения, где все до предела сжато, все в живом темпе событий, где нет времени для длительного раздумывания, где надо сейчас, безотлагательно, что-то решать, что-то утверждать, что-то отрицать.

Если один ребенок обижает другого, педагог должен немедленно активно вмешаться, приостановить зло.

Если ребенок ленив, то педагог, узнав причину праздности, обязан как можно скорее включить ребенка в активную деятельность.

Если сложились такие взаимоотношения между детьми, которые порождают ложь, насилие, безнравственность, то воспитатель безотлагательно должен действовать, бросив всю свою энергию, весь свой запас знаний, убеждений, гражданской страсти, все самое дорогое, что присуще ему как творческой личности, для нравственного влияния, для утверждения справедливости и подлинного гуманизма. Без нравственной силы, способной противостоять насилию и безнравственности, без авторитета, способного объявить войну любым проявлениям авторитарности, не может быть ни подлинного воспитателя, ни педагогического мастерства.

Не может быть подлинной доброты, смирившейся со злом. Разговоры о доброте без активной ее защиты — есть самое настоящее фарисейство и спекуляция на гуманизме.

Только действенный, а не пассивно-созерцательный гуманизм зовет преобразовывать обстоятельства, выступает в защиту человека, живет тревогами народных страданий и готовностью помочь людям. -

В этом смысле педагогический гуманизм радикален, непримирим к косности, требователен и суров к людям.

Педагогический гуманизм, если говорить по большому счету, является как бы синтезом всего развития личности воспитателя, его политического и морального кредо, его страстей и убеждений, его культуры и ценностей Нельзя гуманизм мерять на кварты и сантимы, он неделим. Он интегрален.

Нельзя вот так взять да и решить: вот сейчас я применю доброе слово, чтобы завоевать авторитет ребенка. Воспитатель попадает в детскую среду и становится обозреваем извне и даже изнутри десятками детских глаз. Не только он изучает детей, но и его изучают воспитанники. Они прислушиваются к каждому слову, присматриваются к каждому движению. И рано или поздно он будет разгадан до конца, не важно, кто он по темпераменту: холерик или флегматик, повышает ли голос или говорит шепотом, взрывается или увлекается поглаживанием по головке.

И прежде всего он, воспитатель, воспринимается как человек, как добрый и щедрый или как злой и самовлюбленный учитель, которому и дела нет до детей, или который проявляет доброту как средство войти в интимный мир другого человека.

Ушинский, придя в Смольный институт, с точки зрения статс-дамы Леонтьевой, поступал негуманно. И чувствительный, добрый Старов воспринял новатора как злую силу.