Воспитательный процесс, сказал Антон Семёнович, должен осуществляться на каждом квадратном метре советской земли, как правило, всеми честными людьми, которые не потеряли чувство ответственности перед детьми за их благополучное будущее. Он состоит из огромного количества всяких элементов. И, в частности, из того, что надо воспитывать у детей чувство доброго, гуманного отношения к живому организму, к живой природе. А мы иногда стоим на крыльце школы и смеёмся, дорогие мои, когда видим, что ребята таскают кошку, очень энергично отламывают ей хвост, или делают из него вопросительный знак, или какого-нибудь пожилого пса мордуют. Всякая бывает издевка, потеха над живым организмом. Кто из нас не наблюдал подобное, может быть, даже не принимал в нем участия.
В мае, кажется, появляются майские жуки. Это вредное насекомое, оно тотчас объедает на деревьях листья. Иногда целыми классами, не в порядке борьбы с этими жуками как с вредителями, а в порядке совсем ином бегают за этими жуками. Ловят жуков, кидают на них одежду, форменные фуражки, портфели. Если встретится учительница-старушка, так они, не заметив, кто это идёт, толкнут и скажут:
– Не мешай!
Сажают жуков в спичечные коробки, штук по сорок. Жуки там друг другу горло перегрызают. Потом с ними начинаются всякие упражнения. Нанизывают на нитку и пускают невольника полетать и потешить! Может быть, и полетает, а потом в изнеможении падает. Ему делают соответствующую операцию: в мягкое место вставляют сухую соломинку. Жук взлетает от физической боли, а ребята бегут ватагой и кричат:
– Летит, летит зараза.
А потом учитель добавляет:
– Правда, полетел, полетел!
Мне кажется, что по самой природе своей наш русский человек, наши люди, должны быть совершенно свободны от этого чувства жестокого, неумного отношения к живому. Многие присутствующие в зале, очевидно, пережили страшную вспышку фашистского садизма. Страшное это было зрелище. И, очевидно, такое жестокое чувство у граждан Германии специально тренировалось. Убивай! Не смущайся крови! Такая забава над живым может дать совершенно неожиданный результат, самого высокого драматического накала вспышку.
Я расскажу вам, как уже после преступления раскрывал, откуда у мальчика в четырнадцатилетнем возрасте возникло такое страшное стремление. Произошло вот что, дорогие мои друзья.
В 1934 году, 4 июля, ко мне в школу-колонию для трудновоспитуемых детей в Ленинграде привели мальчика, Петра Гумнина. Высокий. Выглядел интеллигентно, выхоленно. Оказалось, что он великолепно играл на пианино, хорошо рисовал. Нетрудно было догадаться, что он из интеллигентной семьи. Его очень длинные белые пальцы уверенно и как-то, пожалуй, хищно бегали по клавишам рояля. Мы, воспитатели, задумывались над тем, что же привело в школу-колонию для трудновоспитуемых детей такого грамотного, музицирующего, начитанного, умеющего рисовать мальчика?
Какой порок? Мы с восторгом наблюдали за его способностями и мечтали, как будем его использовать, как будем эксплуатировать в выпуске стенгазет. Вот повезёт тому воспитателю, в группу которого он попадёт. Не прошло и суток, как этот мальчик, выхоленный, интеллигентный, заставил содрогнуться в страшном горе от происшествия сотни человеческих душ. Как он заставил в страшном горе корчиться родителей, сына которых, мальчика в возрасте трёх лет, этот изверг интеллигентный умертвил. Самым чудовищным, изощрённым, садистским способом.
Что же привело его к этому? Откуда, на почве чего это выросло? Занимаясь им, а между тем ещё дитя лежало в гробике, как ко мне подбежал мальчик, Королёв Митя. При таких обстоятельствах не бегают, ходят тихо, говорят шепотом. Между прочим, этому шепоту, сдержанной речи тоже надо учить. Митя подбежал ко мне и говорит.
– Семён Афанасьевич! Вы послушайте только, какой он странный. Что он говорит?! Мытам все ходим и плачем, а он сидит в другом зале и играет на рояле. А потом встал и говорит.
– Чего вы все плачете?! А мне совсем не жалко. И когда я убивал, не жалко было. И тех, что раньше убил, тоже мне не жалко. Они какие-то маленькие, и мне их не жалко. Идите туда, Семён Афанасьевич, а то там мальчики…
Я понял, что они бить его собрались.
Занимаясь этим хлопцем, мне сделалось страшно, до того страшно, что лучше бы я этим не занимался, не раскрывал той причины, той почвы, на которой выросло это страшное чудовище, и тех воспитателей, которые сотворили этого человека.
Послушайте. У него отец-агроном, интеллигентный человек с высшим образованием. Мать – врач, интеллигентная, очень уютная, скромная, нежная женщина. Мне кажется, что она вообще вылеплена из одной любви. И мать её, бабушка Петра, довольно моложавая, педагог, специально оставившая свою педагогическую карьеру и посвятившая себя воспитанию дорогого внука. Вот только несколько эпизодов его воспитания.