Педагогические размышления. Сборник

Вот Коля X. Каким он был полгода назад, мы уже забыли. Да мы просто не желаем помнить и делаем всё, чтобы забыл и сам Коля. Отец его – пьяница, хулиган, и этому разрушительному ремеслу учил своих сыновей. Отца посадили, старшего сына тоже, и Коля стал промышлять воровством в компании старших подростков. И вот суд. Но сначала был суд над равнодушием, над теми, кто своим равнодушием не остановил, а подталкивал ребят к безобразным поступкам, в их движении к уголовным преступлениям.

Суд… Мы приятно ошиблись, думая, что судьи – это люди, мыслящие и поступающие только согласно статьям Уголовного кодекса. Судьи, славные люди, рискнули и отдали Колю нам. Поруганная отцом, забрызганная грязью Колина душа в нашем коллективе стала оживать. К мальчику вернулся утерянный игровой период. Коля стал щедр на детский смех и радость, тянется к полезным делам, он счастливо честен.

– Обидно, – как-то при мне сказал Коля, – и есть вроде отец у меня, и нет его… Он же обворовал меня – украл детскую радость. Не знаю, сумею ли я называть его отцом. Но всё равно я счастлив – у меня две мамы…

– То есть?

– Мама родная, ну, кровная, и мама наироднейшая – Родина!

– Умница, – сказал я. – Но сыновнего чувства к отцу не убивай. Может, он ещё опомнится. Знаешь, всякое в жизни бывает.

– А у меня и сейчас есть отец, да ещё какой, ого!

– ?

– А вы, Семён Афанасьевич!

И Коля, радостный, возбуждённый, убежал, плюхнулся в гущу детворы.

И сколько их таких, разных, но очень похожих друг на друга в уверенности, что у них есть хорошая мать – Родина, всегда верная им святой материнской верностью.

Коля повторит Сашу, Машу, Гену, он продолжит их, но останется самим собою – Колей. И он с болью когда-то оставит детский дом, а мы с родительской печалью – печалью радости – одарим его куском своего сердца. Уходят наши дети, но в сердце нашем все они остаются. Ведь наши педагогические сердца – это уполномоченные вселюбящего и требовательного сердца нашей Матери-Родины.

Наказание… поцелуем

Обращаясь к нам, учителям, Антон Семенович Макаренко говорил, что мы не имеем морального права делать бракованных людей. Чтобы не допускать брака, только одними уговорами, сомнительными выговорами по школе, которые никакого впечатления не производят, ничего не добьешься. Нужны эффективные педагогические меры, особенно, когда дело касается наказания. Антон Семенович наказывал строго, но наказывал и шуткой. Это была всегда неожиданная выдумка.

Вспоминается такая история. У нас ребята страдали склонностью к частым дракам. Драки принимали угрожающие размеры. Антон Семенович покончил с ними быстро, остроумно и красиво.

Как-то наш воспитанник, 19-летний Вася Галатенко, пахал в поле с воспитанником Приходько. Галатенко водил лошадей за поводья, Приходько ходил за плугом. Кони были так же голодны, как и пахари, и хватали из-под ног траву на рабочем ходу. Вася дергал, дергал за повод, надоело ему это упражнение, и он обратился к коню с таким предупреждением:

– Рыжий, не хватай! Если ты еще раз хватишь, так я тебя так хвачу, что со всех четырех конских ног и упадешь!

До коня его слова не дошли, и он продолжал хватать. И Вася его так толкнул, что конь встал на передние колени. В защиту Рыжего вышел из борозды Приходько и огрел Васю по его широкой спине палкой, которой чистил плуг от налипшей земли. Вася развернулся. Словом, началось то самое. Откуда ни возьмись, Калина Иванович, завхоз. Он поглядел на эту гимнастику и изрек:

– Ей-богу, дерутся, паразиты! Как же вам не стыдно заниматься таким безобразием в присутствии скотины? Идите сейчас же к Антону Семеновичу!

И они пошли. Встали у порога.

– В чем дело? Вы, кажется, должны пахать?

– Мы пахали, а Калина Иванович послал к вам.

– Зачем?

– Сказал, что мы дрались.

– Но вы же не дрались?

– Ну, да, Антон Семенович, не дрались.

– Семен, позови мне Калину Ивановича. Я его поставлю на место. Это безобразие – срывать людей с работы, наговаривать на них!

– Не надо звать Калину Ивановича, – сказал Приходько.

– Почему?

– Да было дело…

– Какое?

– Понадавали мы друг другу…

– Значит, было… Эх, вы! Кто вы такие? Кто?

– Колонисты…

– Нет, не колонисты.

– Ну, он – Васька, я – Ванька…

– Нет. Кто на самом деле?

Тут мы уже ничего не понимали.

– Раз мы пахали, так мы – пахари, – догадался Приходько.

– Выживете под одной крышей, сидите за одним столом и один кусок хлеба едите. Кто же вы?

– Мы любим друг друга.

– Вот это хорошо. По-настоящему любите?

– Да, конечно. Васька, правда?

– Честное слово, я тебя, Ванька, люблю.

– Тогда целуйтесь и уходите.

– Антон Семенович! Накажите как-нибудь иначе…

– Как? Братский поцелуй – это наказание? Если я вечером поцелую любимую маму, это разве наказание? Любимую девушку поцеловать – наказание?

– Да нет… Конечно, не наказание.

– Целуйтесь, иначе я вас начну целовать.

Галатенко первым развернулся и влепил в правое ухо Приходько поцелуй. А у него было чем целовать: губы такие мясистые, похожие на вывернутые детские галоши. Приходько ответил холодным поцелуем. А мы хохочем.

– Теперь, братья, идите.