Семья моя теперь увеличилась вдвое. Сборы детского дома продолжались неделю. Нужно было упаковать обмундирование, заготовить питание, составить опись имущества, которое оставили в Москве… 20 ноября 1941 года нам сообщили, что отправляется наш эшелон завтра… Дорога была трудная, периодически бомбили, не всегда можно было достать воды. По дороге к нам в вагон сели три офицера, которые после госпиталя ехали по направлению домой, очень участливо относились к нашим ребятам. Старались чем могли нам помочь… Вечером разговорились с одним подполковником, он читал «Педагогическую поэму» и, когда узнал, что я жена Карабанова, любимого его героя, стал расспрашивать о Семёне. Я показала ему фотографии Семёна, которые всегда были при мне как талисман. Он внимательно посмотрел и сказал: «Посмотрите, так это же Семён Калабалин! Я с ним в 1926 году вместе служил в 74-м полку в г. Яроське Полтавской области». Именно там проходил Семён обязательную службу – это я знала. После подполковник активно включился в нашу жизнь и до самого Челябинска помогал нам во всём.
27 ноября мы прибыли в Свердловск. Здесь нам предстояла пересадка, надо было всё перегрузить в другие вагоны. Это было очень сложно, но и тут нам помогли наши заботливые попутчики. Они обнаружили на станции воинский эшелон, и солдаты помогли нам перегрузиться. 30 ноября мы прибыли в пункт назначения – город Челябинск. Эвакопункт был битком набит народом. Мы разместились в одном уголке. Накормив за столько дней езды ребят горячей пищей в столовой и оставив их на попечение воспитателей, я поехала за направлением в Челябинский облоно. Направили наш детский дом в город Катав-Ивановск.
Вечером нам дали два товарных вагона, в которых были оборудованы деревянные полки. В них мы и начали грузиться.
На руках у меня дремал Антоша. Так как повернуться было трудно, отекли руки и ноги. Посреди вагона топилась печурка-«буржуйка». На остановках старшие мальчики выискивали дрова, уголь, подбрасывали в печурку, набирали снег, топили его, чтобы напоить ребят. Под утро заболел Олин малыш, вдруг у него начались судороги. Я не знала, чем помочь Оле. Взяла ребенка на руки и с ужасом обнаружила, что он мёртв. Это было очень страшно. Как успокоить мать, не создать паники среди остальных? Плохо чувствовал себя и другой мальчик у одной воспитательницы. По-видимому, он отравился газом от печурки, которую топили углем. Я всю дорогу крепилась, а вот на подъезде к Катаву нервы не выдержали, стало страшно. Куда мы едем? Мне показалось, что это тупик – край света. На дворе 40 градусов мороза. Одетывсе по-московски, для такой зимы не подготовились. Но вот поезд остановился. Кто-то открыл дверь нашего вагона, вошли люди. Стали брать детей, усаживать их на повозки-сани, которые стояли у состава. Нас ждали, встречали местные учителя, несмотря на ночное время. Сразу окружили нас заботой и теплом.
Кто-то спросил: «Где здесь младший Антон Семёнович? Давайте его сюда! И у меня забрали Антошу. Взяли они из рук Коли Фадеева и мертвого Олиного сына. Прямо с вокзала нас повезли в хорошо натопленную баню. Какое это было блаженство – после двух недель дороги раздеться и помыться! Как-то сразу отошли все кошмары дороги. Потом нас разместили в школе. Было уже 5 часов утра. Мы уложили детей спать, а сами занялись хозяйственными делами. Утром приняли руководители города, показали дома для наших детей, разобрали по квартирам работников. Мне дали комнату в одном из корпусов бывшего медучилища на втором этаже. В ней расположились я с четырьмя детьми, Оля с Ниной и Игорьком.
Через два дня прибыл еще один эшелон, отправленный из Москвы еще 12 ноября, на нём везли часть продуктов, оборудование мастерских, ехала половина ребят и обслуживающего персонала, два воспитателя. Очень много трудностей пришлось нам пережить в первое время. Ребята в дороге разболтались, особенно из первого эшелона. Размещены все дети были в пяти корпусах в разных концах города. Школа была своя, закрытая, т. к. детский дом с особым режимом. В школе холодно, дети были утеплены слабо.
Не приходило никаких вестей от Семёна, а как мне нужна была в то время хоть маленькая весточка! Потом начали приходить письма с фронта от летчика-истребителя Феди Крещука, Толи Марина, Бориса Тайманова. Добрые, тёплые сыновние письма, в которых они убеждали меня, что отец жив, обязательно вернётся и мы будем вместе.