Педагогические размышления. Сборник

«На первом допросе мне предложили дать объяснения о моей контрреволюционной деятельности. Так как я понятия не имел, что говорить, я попросил следователя поделиться со мной, чем он располагает. Он заявил, что следствие располагает сведениями о моих антисоветских настроениях и о том, что я вел антисоветскую агитацию среди детей. Я назвал этот бред анекдотом. На втором допросе и на последующих двух вопрос о контрреволюции не всплывал.

20.02.38 г. следователь мне заявил о том, что, вероятно, меня придется освободить, дело прекратить и 2.03–38 г. меня освободили».

В это же время, пишет далее Семён Афанасьевич, в колонии происходили следующие события:

«Хлопцы взвыли, – за что арестовали нашего Семёна Афанасьевича?! Кое-кто из местных работников от себя промямлил {слово написано неразборчиво) «враг», – ему заплевали глаза. Колония в течение трёх дней окружена милицией. Воздвигли карцер. На работу и в школу не пошло 50 % детей. Пошли попойка, игра в карты, грабежи и воровство».

Семен Афанасьевич с болью сообщает Макаренко, что «все, что было сделано за два года – рухнуло, как рушатся на пожаре горящие стропила». Что же было после ареста, каким он вернулся, на какие деньги жил, где работал, что стало с Винницкой колонией? И об этом пишет С.А. Калабалин, переполненный гневом, не выбирая выражений, ибо его арест имел дорогую цену: развал детской колонии, бездушие и равнодушие к детским судьбам:

«2.03 я свободен. 3.03 встречаю товарища Морозова, начальника областного УНКВД, который, тепло пожав мою руку, заявил, что он был против моего ареста, но благодаря настойчивым требованиям отдела трудовых колоний, он пошел на арест. 7.03 я уже заведующий Соколовского детского дома, разбитый, уставший и безденежный (после тюрьмы расчет дали полный, удержали за что-то почти всё). Давыдова я уже не застал в колонии – сняли за развал колонии и из-за ненависти к нему ребят. Управляющий теперь Вронский».

В конце письма Калабалин заключает:

«Коротко почти все. При встрече расскажу с подробностями. И все же я хотел бы работать в России и недалеко от Москвы и Вас. Желаю быстрого выздоровления. Целую всех от всех. Ваш Семен».

«Подвиг. Это очень грустное зрелище. Калабалин делает чудеса. Его ребята по-новому смотрят, – это человеческий коллектив. Но как он невыносимо одинок, этот Семен. Кругом бедность и даже вши, барское попечительство, лень, болтовня и жадная, подлая карьера…»

Из записных книжек A.C. Макаренко.

С.А. Калабалин не оставлял надежды вернуться работать в колонии системы НКВД, работа в Соколовском детском доме тяготила его. В следующем письме Антону Семеновичу, которое он пишет 20 марта, просит совета:

«Дорогой Антон Семенович!