Педагогические размышления. Сборник

Хотел было не писать Вам, а дождаться от Вас ответа. Так нет, не выдержало сыновье сердце. Почти каждую ночь я вижу Вас во сне. То Вы приехали к нам, то у Вас в Москве, то мы с Вами в Полтавской колонии. Вы не пишите, а мне тревожно за Вас. Как Ваше здоровье? Залечили ребро? Почему не пишете? Может, я Вас чем обидел?..»

На это письмо Макаренко ответил, о чём можно судить по содержанию письма Калабалина от 9 августа 1938 года:

«Доехал благополучно и сразу же взялся за устройство Вашего приезда.

1. Комната есть, на полах, три окна, два столика, кресла, кровати. Будет электросвет.

2. Хозяева: дед, баба и дочь девятиклассница. Культурное семейство. В этом же доме будете иметь: молоко, сметану, масло, курчат, мед, овощи. Кухарка есть, прачка тоже. Уборка комнаты обеспечена. Яички. Графины для воды есть, самовар есть.

3. Двор. Дом снаружи будет побелен. Открывая калитку, сразу попадаете в джунгли фруктовых и декоративных насаждений и цветов. Короче говоря – все в Вашем вкусе.

Прошу торопиться. Ведь летних дней осталось считанное количество.

…Все на ходу, все закручено. Ждем Вас.

О цене на комнату я не говорю, но она будет (за два месяца) в среднем 30 рублей.

Обнимаю – обнимаем.

Ваш Семен».

Вероятнее всего Макаренко и Калабалин встречались в Москве, и Антон Семенович пообещал ему ещё раз встретиться.

Но уже 15 августа Антон Семенович сообщил о неприятной истории, которая произошла с ним:

«Дорогой, милый, родной Семен!.. Я уже собрался на днях уезжать, достал нужное разрешение… но случилась большая неприятность: среди бела дня на одной из главных улиц, без всякого предупреждения со стороны судьбы, без всякого предчувствия, – я грохнулся в обморок – прямо на трамвайной остановке… Домашние мои, конечно, всполошились, всполошили Союз, и возле меня завертелось целых четыре врача. Это произошло 10 августа.

Разговоры со мной ведутся тяжелые. Запретили писать, читать, играть в шахматы, волноваться. Сейчас пишу тебе украдкой, только потому, что на минуту остался один дома. Признали у меня тяжелое переутомление мозговых сосудов – все на нервной почве, хотя, как ты знаешь, я очень редко нервничал. Хуже всего то, что пугают Галю: такие обмороки, говорят, не должны повториться, – это звучит отвратительно.

Я понимаю, голубок, что тебе неприятно и досадно: приготовился к гостю, а гость какие-то дамские обмороки закатывает. Но что я могу поделать? Мое положение еще неприятнее, я хочу, чтобы ты мне посочувствовал.