Человеку должно быть присуще и чувство юмора, и чувство гнева, и чувство грусти. Будем говорить об Антоне Семёновиче как о живом человеке. К нему можно было обратиться с любым вопросом и получить ответ. У него были ответы на самые насущные вопросы, несмотря на то, что он писал еще в 1930-х годах, но на вопросы, возникающие сегодня, у него можно найти ответ.
Антон Семёнович умел неожиданно остроумно подойти – обстановка диктовала на нужный поступок то ли реагировать делом, то ли шуткой, но всегда Антон Семёнович находил выход. Он не создавал конфликт, а умел его ловко ликвидировать, всегда оставаясь победителем, всегда развенчивал виновных и всегда говорил: «Ребята, вы меня должны благодарить за наказание, оно вас воспитывает. Я хочу воспитать вас сильными, закаленными, волевыми. Наказание хорошо тренирует настоящее человеческое достоинство, вырабатывает иммунитет активного сопротивления порокам, которые вас окружают». Если бы Антон Семёнович не был бы так беспощадно добр и щедр в отношении наказаний, возможно, что ребята не достигли бы того хорошего положения, которое они занимают в нашем обществе.
Я в меру сил своих, умения, знаний, стараюсь быть хоть чуточку похожим на Антона Семёновича. В течение этих тридцати лет, что я тружусь вместе со своей дорогой супругой, Галиной Константиновной, в детских домах в системе МВД, мы не одну тысячу детей пропустили через свои родительские сердца. Не секрет, что, прежде всего, привлекают наше родительское, педагогическое внимание те дети, которые выделяются из разумных, обществом принятых норм поведения. На них, прежде всего, обращено наше внимание.
Следует рассказать о тех случаях, когда применялись меры педагогического воздействия, которые могли бы послужить добрым примером для вашей будущей педагогической деятельности. Я поступал так потому, что, мне кажется, так поступил быв подобных ситуациях и Антон Семёнович.
В соответствии с тем великолепным призывом, с которым Антон Семёнович обращался к своей аудитории, я говорю, что воспитывать надо всегда, всем людям, на каждом квадратном метре нашей земли. Если только ты не равнодушный, настоящий патриот нашей Родины, то должен и патриотически думать о том, как оставить после себя самое здоровое, самое красивое наследие, чтобы не разрушалось оно, чтобы самая незначительная его часть не была браком, не посягала бы на наше благополучие.
Раздел III
Педагогический опыт A.C. Макаренко
Выступление на заседании Московского городского педагогического общества в Московском Педагогическом институте имени В.И. Ленина
Антон Семенович как-то в одном письме к нам (оно у меня есть, но я, кажется, его не захватил) писал, что, знаешь, Семен, мне уже и писать расхотелось. Читают меня в основном только читатели, а «зои» категорически отвергают мои писания. Но я все-таки, несмотря на этих «зой», писать буду и назло им жить буду! Но если меня будет читать наша великолепная молодежь, если она меня признает и будет жить так, как я учу и живу сам, то я готов для этой молодежи на пять лет раньше умереть, лишь бы жила эта красивая молодежь!
Вы нарисовали портрет Антона Семеновича великолепно и за неожиданно короткое время. Это очень хорошо, но что у него за портупея-ремешок? По поводу этого ремешка случилось недоразумение.
Когда делался фильм «Педагогическая поэма» на Киевской киностудии, то на Антона Семеновича, то есть Владимира Емельянова, артиста нацепили наган. Я чуть в обморок не упал (я там давал консультации, помогал разбираться в документах и в текстах, знаках коммунаров и советовал подбирать актеров на роли колонистов).
Мне очень понравился артист, игравший Галатенко. Галатенко – это лентяй, талантливый концентрированный и к тому же обжора. И вот на роль Васи Галатенко подобрали великолепного артиста. Он прекрасно подходил для этой роли или, может быть, вошел в роль. Получилось здорово! И я обратил внимание на то, что он очень похож на Васю.
Хочу сказать, что на Емельянова, игравшего Антона Семеновича, повесили портупею. Антон Семенович никогда не пользовался оружием. Правда, зав. Губобразом, назначив его заведующим колонией правонарушителей, вручил ему наган, но он его никогда в жизни не использовал, да, вероятно, наган и не стрелял. Барабан у него не вращался ни в одну сторону.
И этим наганом однажды воспользовались неизвестно для чего. В 1921 году, когда у нас в колонии было только 15 человек, мы сидели у натопленной печи в спальной. Сидели вокруг дощатого стола, на котором горел светильник в черепке (в какой-то жидкости намоченные тряпочки). Горел светильник, и Антон Семенович читал нам Горького «Детство» или «Мои университеты». Мы внимательно слушали, а потом Антон Семенович книгу отложил в сторону и впал в тифозно-задумчивое, болезненное состояние. И мы забеспокоились. А потом он, обращаясь к нам, сказал: