Педагогические размышления. Сборник

Самое главное у Антона Семеновича – учение о детском коллективе. Человек может быть правильно воспитан только в коллективе. При этом ни один воспитатель не имеет права действовать в одиночку, на свой собственный риск: «Должен быть коллектив воспитателей, и там, где воспитатели не соединены в коллектив и коллектив не имеет единого плана работы, единого тона, единого точного подхода к ребенку, там не может быть никакого воспитательного процесса».

Это значит, что педагоги должны быть объединены в коллектив, воодушевленный одной мыслью, одним принципом, одним стилем. Только при этом условии может быть создан детский коллектив с разумной и радостной дисциплиной, с прекрасной, радостной целью, стремясь к которой, этот детский коллектив растет, крепнет, умнеет.

Только в таком коллективе ребенок не будет относиться в дисциплине как к чему-то скучному, однообразному, надоевшему, навязанному извне. Он на практике убедится, что дисциплина – это форма для наилучшего достижения общей цели. Здесь у него будет развиваться чувство долга, здесь он научится поступаться личным во имя общего: вернее, это общее и станет для него личным.

Многие школы не стали у нас коллективами, это разрозненные учителя и разрозненные дети, – вот в чем главная беда. Если нет коллектива, нет традиций, нет общественного мнения, по-настоящему работать нельзя, в этом я глубоко убежден.

Одна из прекрасных находок Антона Семеновича – «логика параллельного педагогического действия» – как раз в том и заключается, что педагог безгранично расширяет свои воспитательные возможности. Он получает возможность влиять на ученика не только прямо, непосредственно, но и через коллектив. Если кто-либо из ребят провинился, то отвечать должен не только он сам, но и коллектив, членом которого он является. Нужно ли объяснять, как при этом развивается в ребенке чувство ответственности перед коллективом, перед товарищами? Мало того, и остальные не остаются пассивными, происходит обратное воспитательное воздействие на самый коллектив, потому что он осуждает поступок товарища, переживает этот поступок, раздумывает над ним и осознает свою ответственность за поведение каждого своего члена.

Когда начинаешь понимать саму суть идей Антона Семеновича, а не отдельные приемы, только тогда начинаешь чувствовать себя по-настоящему сильным в детском коллективе.

Педагогическая совесть, чувство ответственности, страстная любовь к делу, требовательное уважение к детям, нравственная чистота, воспитательная оперативность, педагогическая смелость и оптимизм, творческое отношение к своей работе – вот что надо понять и почувствовать в книгах Антона Семеновича, вот чему надо у него учиться. В его драгоценном наследстве предусмотрены почти все конкретные, рабочие случаи, и нам, педагогам, прямым наследникам этого богатства, следует научиться не механически, а грамотно и разумно пользоваться им.

Для начала рядовому учителю надо помочь, и это дело теоретиков педагогической науки, которым, на мой взгляд, следует отказаться от эффектной стрельбы из закрытых кабинетов такими словами, как «специфика», «ненормальные» и т. д. Надо также понять, что без конкретного, глубокого знания сегодняшней школы невозможна никакая подлинно научная работа в области педагогики.

Я глубоко убежден: нельзя учить учителей, нельзя наставлять их, если сам ты далек от школы и оторван от нее. Никогда бы Антон Семенович не написал своих замечательных книг о воспитании, если бы не отдал всей жизни детям.

Подушка

Как-то в погожее октябрьское утро 1922 года меня вызвал к себе Антон Семенович и предложил:

– Собирайся, Семен, поедешь в банк.

– Есть! – отсалютовал я и поспешил из кабинета.

Переодеваясь во все возможно лучшее, натягивая чьи-то сапоги, я как бы расшифровывал всю многосложность лаконического задания Антона Семеновича. Он никогда не баловал нас многословной детализацией задания, не задавливал нашей способности мыслить и принимать решения, как удачнее выполнить поручение. Мои сборы были предельно краткими, и уже через десять минут оседланная Мери стояла у крыльца.

– Я готов, Антон Семенович, – доложил я, войдя в кабинет.

Антон Семенович заполнял чек. Я стоял у стола и ждал. Вдруг мой взгляд выхватил из-под руки Антона Семеновича выведенное им каллиграфическим почерком: «двадцать пять тысяч рублей». Глаза мои расширились, мне сделалось как-то чудно и жарко. Эта цифра как бы прошуршала своим бумажным языком: «Какой ты значительный, Семен!» И я позволил себе то, что называлось у нас разгильдяйством. Я нарушил позу приличия. Я облокотился локтями на стол, будучи зачарованным волшебной цифрой – двадцать пять тысяч! Раньше я ездил за деньгами в город, но более десяти тысяч еще не привозил.

Не отрываясь от заполнения чека, как будто вдруг вспомнив что-то, Антон Семенович обратился ко мне:

– Будь добр, Семен, пойди, пожалуйста, в спальню и принеси мне подушку.

– Есть! А чью подушку принести вам?..

– Да все равно. Но лучше свою, – ответил Антон Семенович.

Уже в дверях мною овладело какое-то чувство тревоги. И очень тихо я спросил: