Родителям, натурам артистическим, не составляло большого труда ежемесячно разыгрывать сцену радостного удовлетворения в момент получения от дочери честно заработанных денег. В довершение папа, театральный художник, втянулся в творческий процесс изготовления все тех же наглядных пособий, по ночам обсуждая с дочерью педагогические аспекты изобразительного ряда. Разумеется, все детали взаимодействия семьи со школой подробно обсуждались по телефону, но результаты данной педагогической режиссуры не заставили себя ждать. Спустя полгода девушка изъявила желание продолжить обучение, но поставила жесткие условия: в вечерней школе с сохранением места работы. В вечерней так в вечерней. К этому времени девушке уже исполнилось шестнадцать лет, что позволяло по-настоящему оформить ее на работу.
Где она сейчас? Нетрудно догадаться: окончила вечернюю школу, получила педагогическое образование и работает с ВИЧ-инфицированными (!) малышами.
И вновь обращаюсь к пушкинской иерархии воспитательных задач культуры, исполнение которых ставил себе в главную заслугу поэт. Их сегодня категорически отрицает высокомерный постмодернизм с его всепроницающей иронией и моральным релятивизмом. Что с того? Когда приходит беда, ирония не снимает боли. Так уж повелось от века: спасая других, спасаешь себя. Кто же в этой истории падшие: родители, в своем интеллектуальном снобизме чуть было не потерявшие дочь, сама девочка, едва не совершившая непоправимое, или, быть может, без вины виноватые ВИЧ-инфицированные малыши, с которыми ныне работает молодая женщина, с годами оценившая проявленную к ней милость?
«Мне отмщенье, и Аз воздам
Замечательный польский педагог, врач и писатель Януш Корчак записал однажды в дневнике: «Я никому не желаю зла, я просто не знаю, как это делается». Его профессиональная и личная судьба не была безоблачной, а мученический конец – вместе с детьми в газовой камере – придает этим словам особый вес. Изо всех сил, как заклинание, призываю их на помощь, когда встречаюсь с вопиющей несправедливостью, черной неблагодарностью, беспочвенными облыжными обвинениями. Столкновение с низостью каждый раз поднимает в душе черные чувства и мстительные мысли, и тогда на память приходит молитва старого доктора, запечатленная в поэме А. Галича:
Я старался сделать все, что мог,
Не просил судьбу ни разу: высвободи!
И скажу на самой смертной исповеди,
Если есть на свете детский Бог:
Все я, Боже, совершил сполна,
Где, в которой расписаться ведомости?
Об одном прошу: спаси от ненависти,
Мне не причитается она.
Замечу, почти все наиболее испепеляющие конфликты и оставившие тяжелый, неприятный осадок на душе ситуации были связаны не с детьми, а с людьми вполне взрослыми и, как это ни покажется странным, не имели прямого, непосредственного отношения к школьным проблемам обучения и воспитания. Еще более поразительно то, что спустя некоторое время жизнь жестоко наказывала их или ставила в такое положение, когда приходилось расплачиваться за содеянное.
Случилась беда: у учителя в горах погиб взрослый сын-горнолыжник. Все хлопоты, неизбежные в таких скорбных случаях, взяла на себя школа. В те годы доставка «груза 200» с Кавказа еще не была налаженной процедурой. Единственный в сутки рейс, жесточайший дефицит авиабилетов, длинные хвосты в кассы – все это заставило обратиться за помощью к руководителю полетов аэропорта, администратору, облеченному исключительными полномочиями. В такой трагической ситуации, казалось бы, можно было рассчитывать на его сочувствие и помощь. Но не тут-то было. Спокойно, деловито ознакомившись с ходатайством школы, глядя сквозь просителей (особый взгляд чиновника, вершителя человеческих судеб), большой начальник бесстрастно объяснил, что, в связи с большой сезонной загрузкой авиарейсов, данная просьба невыполнима, и предложил встать в общую очередь, завершив свой отказ сентенцией из неписаного кодекса административной морали: «порядок одинаков для всех».
Спустя всего полгода, в полной парадной авиационной форме, не подозревая, к кому пришел, он появился на пороге кабинета директора школы. Вальяжные манеры уверенного в себе человека, бутылка дорогого импортного коньяка (для первого знакомства) – все эти внешние аксессуары поведения призваны были расположить к удовлетворению его просьбы. Немедленно, взяв быка за рога, по-деловому изложил суть проблемы. Выяснилось, что он живет недалеко, в соседнем квартале, который не относится к микрорайону нашей школы. Сына в буквальном смысле, со слов отца, «затерроризировали» в его школе, предъявляя к нему необоснованные требования. Суть просьбы: перевести мальчика к нам.
Легко вообразив себе вызывающее поведение избалованного отпрыска столь могущественного по тем временам отца, я намекнул.
– А ведь мы знакомы.
– Где, при каких обстоятельствах? Пришлось напомнить те обстоятельства.
– Конечно, где же вам запомнить одного из бесчисленных просителей? Но мы, педагоги, запомнили вас на всю жизнь!