Педагогическое наследие

Иногда суд пробует пристыдить; может быть, устыдившись, нарушитель будет больше следить за собой?

Наш суд судил уже пять раз. Собирается он раз в неделю и рассмотрел двести шестьдесят одно дело. И хотя трудно еще сказать, удалось ли это начинание, кое о чем уже говорить можно.

Первая неделя дала тридцать четыре дела. Все обвиняемые сами подали на себя в суд.

Трижды мы вывешивали лист бумаги.

На первом листе было вверху написано:

«Кто вчера опоздал, прошу записаться на суд».

Записалось тринадцать человек.

На втором листке несколько дней спустя было написано:

«Кто ходил в город без спросу, прошу подать на себя в суд».

Записалось шесть человек.

На третьем листке несколько дней спустя было написано:

«Кто вчера шумел в спальне, прошу подать на себя в суд».

Записалось пятнадцать человек.

Таким образом набрались те тридцать четыре дела, которые суд рассматривал на первом заседании.

Суд всех простил.

Во вступлении к кодексу товарищеского суда написано:

«Если кто-нибудь сделает что-нибудь плохое, лучше всего его простить».

И суд прощал.

Только девятнадцать раз суд сказал:

— Виновен.

Только десять раз суд сказал:

— Статья сотая.

Только шесть раз:

— Статья двухсотая.

Только два раза:

— Статья трехсотая.

Только раз:

— Статья четырехсотая.

Мы знаем: среди нас есть и такие ребята, которым не нравится, что суд слишком многое прощает.

В нашем кодексе есть статья первая.

Статья первая гласит:

«Жалоба взята обратно».

Это значит, что тот, кто подал в суд, простил.

Из всех статей больше всего в ходу эта первая статья.

В ста двадцати делах подавали не сами на себя, а один на другого.

И здесь в шестидесяти двух случаях тот, кто подавал в суд, потом простил сам.

Есть такие ребята, которые говорят:

«Разве это наказание, статья сотая или двухсотая?»

Для одних это наказание, для других нет.

Когда суд порицает, сердится, для них это тоже не наказание:

«Ну и что? Отругали меня, сердятся, а мне хоть бы хны!»

Да, есть такие, которые так говорят.

Бывает, кого-нибудь выгнали из класса, оставили без обеда или даже побили, а он все свое:

— Ну и что? Постоял в коридоре — просидел час в карцере — а вовсе мне не было больно.

Кто говорит, что статья сотая не наказание, пусть ответит, только искренне: хочет он быть под судом и получить статью сотую или двухсотую или не хочет?

Если статья сотая не такая уж большая неприятность, так ведь мы как раз этого и хотим, чтобы все хорошо себя вели, не желая даже небольшого наказания, небольшой неприятности.

Мы хотим даже, чтобы все хорошо себя вели просто так, а не из страха перед судом или перед тем, что на них рассердятся. В будущем, может быть, так и будет.

Статья сотая — это наказание, каждый это понимает. А кто говорит по — другому, тот не вник как следует или не хочет сказать правду.

Чем больше будет работать суд и чем больше мы станем отвыкать от злобных чувств, взбучек и наказаний, тем большее будет иметь значение не только сотая статья, но и те статьи, которые прощают.

Есть такие ребята, которые говорят:

«Из — за каждой глупости сейчас же в суд подавать».

И это не совсем так. Мы не всегда знаем, подал он на себя или на другого в шутку или всерьез.

Есть статья вторая, в которой говорится:

«Суд считает, что не стоит терять времени на рассмотрение такого дела».

На двести шестьдесят одно дело суд только четыре раза отказался от разбирательства. Только четыре раза! И даже тут мы не можем утверждать: да, это была шутка, глупая шутка.

Подчас от пустяка бывает очень больно. Люди разные. Один плачет о том, над чем другой смеется.

Судебное дело из — за прозвища — глупость или не глупость? Как будто и глупость, а сколько из — за таких глупостей пролито слез!

Мы имели сорок четыре дела о прозвищах. И были такие ребята, которые очень страдали из — за прозвищ — ведь трудно сказать, когда это невинная шутка, а когда приставание или даже еще хуже — преследование.

Разве это пустяк, когда кого-нибудь окатят в шутку водой или отнимут что— нибудь, и дразнят, и не хотят отдавать? В хорошем настроении я и сам посмеюсь, а если у меня горе, то шутка меня злит, причиняет боль— ведь имею я право сегодня не желать шутить или хотя бы не со всеми?

Только месяц, как у нас работает суд. Не все еще разобрались. Но мы уверены, что «так себе», пустяковых дел будет все меньше, что суд завоюет уважение.

Есть такие ребята, которые говорят:

— Будет там меня какой — то малыш судить!

Во — первых, судей пять и среди них всегда найдется кто-нибудь постарше. Во— вторых, не каждый маленький — глупый. В — третьих, чтобы судить, нужна честность, а честным может быть и маленький.

Старшему, может быть, и неприятно, что его судит маленький. Но ведь суд существует не для удовольствия.

Раздаются голоса: «Судить неприятно».

Верим: да, неприятно. Поэтому судей и выбирают жеребьевкой. Такой способ лучше голосования.

Если кто-нибудь часто и подолгу судит, он может легко испортиться и привыкнуть смотреть на чужие поступки так, словно сам без греха. Но и судья может многому научиться: он видит, как трудно быть справедливым и какое это важное дело — справедливость.