Педагогика для некроманта

— Слышал издалека, когда ты пела его, так что немного представляю масштабы твоих возможностей. К слову, именно я спас Мёрке и Синда от твоего реквиема, так что будь спокойна. Выдержит.

— Ну, давай проверим. Сделаешь купол, чтобы тебя не зацепило раньше времени?

Фирс кивнул и погрузил Мьюл в воздушный звуконепроницаемый кокон. Уже через несколько минут она подняла руку вверх, и Хассел снял барьер.

— Так быстро? — удивился маг.

— А тут больше и не надо, — банши вернула кристалл Хасселу. — Тебе разве не страшно?

— А ты как думаешь? — Фирс осторожно убрал смертоносный камень в небольшой чехол и спрятал в кармане мантии.

— Разве нельзя по-другому?

Фирс покачал головой:

— Я видел мир, уготованный Мёрке и остальным, а еще немного знаком с самим демоном. Он не отпустит ее и будет мучить до тех пор, пока не добьется своего. У Мёрке не будет нормальной жизни, пока это чудовище существует.

— Ты разобьешь Натт сердце, — предупредила банши.

— Мьюл, ты не облегчаешь мне задачу. Думаешь, я хочу умирать? Тем более тогда, когда Мёрке стала моей. Я прокручивал в голове тысячи разных вариантов. Этот — единственно верный. Надеюсь, что она любит меня не так сильно, как я ее, — грустно изрек маг.

— Она заключила сделку на свою жизнь, и ты еще строишь такие предположения?! — воскликнула Мьюл.

— Не хочу опять ей врать. Это ужасно — смотреть в глаза и обещать, что все будет хорошо, — признался Хассел.

— Если ты говоришь, что по-другому нельзя… Хочешь, я заберу твой страх?

— По мне так сильно все видно? — Хассел нервно теребил воротник.

— У меня в ушах звенит от твоих чувств. Давай помогу. Я умею, — банши протянула к стихийнику руки.

— Нет. Без этих переживаний это буду уже не я, а кто-то другой. Лучше помоги Мёрке, когда все закончится. Не оставляй ее, хорошо? Может, у Синда получится сделать ей счас…

— Хватит Фирс. Боже, лучше помолчи.

— Я, кажется, начинаю ревновать. Мерзкое чувство.

— И не говори.

Стихийник не торопился уходить и смотрел себе под ноги.

— Фирс, ты можешь не сдерживаться при мне. Я же банши и не такое видела. Синд и Мёрке не узнают. Никто не узнает.

Хассел подошел к Мьюл, рухнул перед ней на колени и зарылся лицом в полах длинной мантии. Его тело содрогалось от бессильных рыданий, сквозь которые Мьюл слышала бесконечное «не хочу, только не сейчас». Она гладила его золотистые волосы и не нарушала данное обещание: каким бы желанным ни было страдание Хассела, она не забрала ни капли. Через некоторое время Фирс затих и забылся тревожным сном, привалившись к кровати. Банши тихонько запела ему самую безобидную колыбельную, слова которой сложились сами собой:

В жизни этой, иль другой
Птица с черным опереньем
Позовет тебя с собой
В мир прекрасных сновидений.
На одном крыле блеснет
Серп серебряный и точный,
День он нежно резанет,
Знаменуя праздник ночи.
Россыпь искр на втором:
Звезд несчетные скопления.
Нам веснушчатым пером
Нагоняет наваждение.
Птица пламени сдалась,
Не отдав себе отчета,
И впервые обожглась,
Угодив во тьму с разлету.

* * *

— Надеюсь, это что-то важное. Мне пришлось поссориться с Мёрке ради этой встречи, — недовольно бросил Хассел инквизитору, ждавшему его за дальним столиком в трактире.

— Не хочешь выпить? — предложил Синд и пододвинул магу внушительную чарку с местным пойлом.

Стихийник хотел опрокинуть ее Форсворду на голову, но в последний момент передумал и опустился на стул.

— Давай.

— Мы можем придумать что-то другое, — осторожно начал инквизитор.

— Вы сговорились, что ли, с Мьюл? — огрызнулся Фирс и почти залпом осушил кружку.

— Ничего себе талант, — присвистнул Форсворд.

— Меня ничего не берет. Могу еще десять таких выпить и керосином догнаться, а потом отделать тебя с закрытыми глазами.

— Демону будешь показывать свои умения. А меня и так будет кому ненавидеть в этой жизни, — инквизитор вздохнул и уставился в пустоту.

— Не бросай ее. Пусть ненавидит, только не бросай, — искренне попросил Хассел.

— Замолчи, не могу это слушать уже. Лучше бы я сам сдох в Дорнфьоле, чем смотрел на твою грустную рожу.

— Не надо было звать меня, — пожал плечами Фирс.

— Ты ведь вернешься? Ты же этот, черт тебя дери… — Синд щелкал пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово.

— Не вернусь, — серьезно ответил стихийник не своим голосом. — Фирс Хассел умрет.

* * *

Фирс с ужасом наблюдал, как возлюбленная смотрит на него безумным взглядом и как дрожит ее разбитая губа. На милом личике багровели гематомы, а тонкие ножки были покрыты свежими синяками. Огонь отзывался на его ярость легко и послушно. Прутья решетки расплавились под ладонями стихийника без особых усилий. Фирс сделал осторожный шаг вперед, сдерживая сильное желание броситься к Мёрке и прижать к себе.