Читаем Педагогика понимания полностью

Если объяснение направлено на раскрытие сущности, то понимание – на постижение существования. Различия между объяснением и пониманием основаны на принципиальном несовпадении сущности и существования, глубоком различии субъект-объектных и субъект-субъектных отношений, технократического и гуманитарного стилей мышления.

Профессиональное педагогическое образование – гуманитарный феномен. Из этого, скоре всего, бесспорного утверждения следует не менее очевидное: подход к профессиональному педагогическому образованию как способу трансляции и усвоения накопленного в истории образования опыта, как некоему механизму цивилизации, представляется односторонним, ограниченным. Перевод анализа профессионального образования из рамок социального опыта в горизонт культуры имеет далеко идущие последствия. Одно из них – трактовка образования педагога как культуротворческого, эстетического акта. Такая трактовка профессионального образования ориентирует его на создание у будущего специалиста образа мира (прежде всего, мира педагогического) и образа себя в мире.

Поэтому соединение смысловых точек в связке «педагогическая культура – профессиональное педагогическое образование – педагог» требует обращения к проблемам смысла и понимания. Понимание «понимания» является необходимым условием понимания самого себя, понимания текста, соотношения знания и понимания, понимания и объяснения, понимания и непонимания.

Сегодня особая актуальность этих проблем связана, по-видимому, со стремлением перейти от «просветительского» характера профессионального педагогического образования к культуротворчеству, созданию педагогической культуры в ходе образования. Формирование способности к диалогу, пониманию Другого становится одной из основных задач профессионального педагогического образования.

Существует традиция связывать понимание с гуманитарным познанием, образным типом мышления и разграничивать на этой основе гуманитарное и естественнонаучное знание. Вместе с тем в современной философской литературе проблемы понимания не определяются противопоставлением понимания в гуманитарных и объяснения в естественных науках. Закреплению такого противопоставления в значительной мере способствовало то, что специфика объяснения как «функции науки», как «одной из разновидностей абстрактно-теоретических процедур научного познания» раскрывалась на естественнонаучном материале.

Дидактика высшей педагогической школы развивалась также (эта тенденция достаточно сильна еще и сегодня) в логике предметоцентризма и «объяснительности». Учебные предметы психолого-педагогического цикла (педагогика, психология, история образования, история психологии, методики преподавания), представленные базовыми, элективными, факультативными курсами, должны быть запечатлены в сознании будущих педагогов в форме «самодовольного», по словам В. С. Библера, знания: вот то, что сегодня знает и умеет в обобщенном и анонимном виде теория и практика образования, и вот то, что будущие педагоги должны в соответствии со стандартом высшего педагогического образования усвоить.

«Самодовольное» профессиональное знание оборачивается при этом в знание самодовлеющее, причем не только на студента, но и на преподавателя. Этот гнет усиливается за счет авторитарности научного знания и авторитета объяснения преподавателя, в котором у студента персонифицируется учебное (научное) знание и объяснение. М. Монтень в «Опытах» тонко заметил, что авторитет учащих часто вредит желающим учиться.

Со времен М. В. Ломоносова в педагогическом сознании укоренилось это соотношение между наукой и образованием: «математику (читай: науку) уж затем изучать надо, что она ум в порядок приводит». Установка на вторичность образования по отношению к науке привела к однонаправленному развертыванию содержания образования в процессе обучения: изложение учебного материала, его усвоение – к разрыву объяснения-понимания.

Однако объяснение и понимание не исключают, а дополняют друг друга. Их можно рассматривать в качестве своего рода коммуникации. Объяснение должно обеспечить понимание и обратно. И то и другое не исчерпываются только логическими характеристиками, а содержат образную составляющую, которая является своеобразной моделью воображения. На ее основе строится заимствуемый из арсенала культуры образ изучаемой ситуации. Условием понимания-объяснения является отнесенность индивидов к одной социокультурной ситуации, наличие у них общего опыта, знаний, представлений. Речь идет об объяснении, представленном научным или учебным текстом, т. е. в строгом смысле о понимании не самих по себе объектов природы, а их отражений в предметах культуры, каковыми являются научные тексты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное