Читаем Педагогика понимания полностью

Между тем, как ни тяжела и неприятна была беспомощность, в которой я находился, с другой стороны, она благоприятствовала главной моей цели: она принуждала меня быть для детей всем. С утра до вечера я был один среди них. Все хорошее для их тела и духа шло из моих рук. Всякая помощь и поддержка в нужде, всякое наставление, получаемое ими, исходило непосредственно от меня. Моя рука лежала в их руке, мои глаза смотрели в их глаза.

Мои слезы текли вместе с их слезами, и моя улыбка следовала за их улыбкой. Они были вне мира, вне Станца, они были со мною, и я был с ними. Их пища была и моей пищей, их питье моим питьем. У меня ничего не было: ни дома, ни друзей, ни прислуги, были только они. Когда они были здоровы, я находился среди них; они были больны, я был около них. Я спал вместе с ними. Вечером я последним шел в постель, а утром я первым вставал. И, будучи в постели, я все еще молился вместе с ними и учил их[104].

Может быть, ключевой фразой текста является признание И. Песталоцци – «быть для детей всем»?

Проявляются ли смыслы педагогической деятельности в технологии обучения? Насколько показателен в этом плане урок? Попытаемся найти ответы на вопросы в признании учителя словесности Е. Н. Ильина. Соберите детали – главные, по мнению педагога, черты урока.


Е. Н. Ильин. «Искусство общения»

Детали, вопросы, приемы, задания, монологи… – во имя чего весь этот комплекс? Увлечь литературой? Воспитать личность? Да, и то, и другое. Но прежде всего во имя общения. Учитель отнюдь не самый главный человек на уроке, а первый среди подобных и равных ему: ведущий и ведомый одновременно. В принципе я – за «подвижность» урока. За уникальную, неповторимую даже для самого себя форму. Мой излюбленный жанр урока – урок – на каждый раз! Это урок духовного равноправия, урок, на котором воспитывается демократический характер и где ученик не иллюстрирует заранее подготовленную «схему», а вместе с ним, иногда вопреки ему сам постигает истину…

Идя на урок, словесник обычно прикидывает, что он даст ребятам, и не задумывается, что он возьмет у них. А «взять» еще важнее: и для учителя, и для ребят… Больше ребят – больше возможностей. На собственных уроках откроется тогда еще больше, чем на курсах усовершенствования. Прежде я учил добывать знания, теперь этому учусь у них. «Сказал – усвоил – проверил» – устаревшая схема общения с ними. И вот я задался целью: урок сделать основной формой повышения квалификации и самообразования. Ведь именно на уроке, а не на курсах и семинарах приходит к учителю многократно выверенное двойным (его и ребячьим) опытом самое необходимое – практическое знание…

Нельзя строить отношения с учениками по принципу: ты меня понимаешь – достаточно! Тебе со мной интересно – чего же еще! Ко мне на урок идешь охотно – прекрасно! А понимает ли учитель ученика? Интересно ли ему с учениками? Так ли охотно идет к ним, как они к нему?…

Вести за собой можно по-разному: то, образно говоря, как Болконский, который ринулся со знаменем в бой, не оглядываясь, побегут ли за ним солдаты или нет; то как Левинсон, с оглядкой, с остановками; то как Макаренко и Сухомлинский, окружив себя учениками. Пробовал и так и эдак. В каждой манере – своя поэзия. С годами, однако, все больше тянет к мудрому принципу яснополянской школы. «Кто лучше напишет? И я с вами», – говорил Л. Н. Толстой ученикам. Этот принцип лежит в основе самообразовательного урока, где не только учитель, но и школьник имеет право на «своего» Пушкина, Некрасова, Блока…[105]

Ради чего выстраивается содержание урока? Какие ценности учителя помогают определить стиль отношений? Как можно охарактеризовать этот новый подход к уроку:

• урок духовного равноправия;

• урок постижения истины;

• урок демократических отношений;

• урок заинтересованности в каждом?

Общение Е. Н. Ильина переводится в поле смыслов, ценностей. Смыслом общения «учитель-ученик» становится обмен духовными ценностями, взаимообогащение, «уточнение» себя через Другого.

Что является главным смыслом в деятельности Ш. Амонашвили? Попытаемся найти метафоры, которые использует педагог.


Ш. Амонашвили. «Как живете, дети?»

…Сейчас, на первом уроке, я займусь давно задуманным и самым важным делом. Урок этот я вынашивал в течение всего лета, и у меня несколько вариантов его содержания.

Тридцать восемь пар глаз, полных любопытства, радости, ожидания чего-то интересного уставились на меня.

Но что со мной происходит? Ну, конечно, я волнуюсь, хотя дело вовсе не в этом! Я же обдумал все мелочи этого урока, подготовил наглядный материал. «Давай, начни, не отходи от намеченного плана!» – говорю сам себе, но внутреннее чутье, которое и раньше неожиданно посещало меня и которое порой заставляло прямо на ходу менять свои намерения, теперь подсказывает мне сделать все по-другому.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное