Пей за наших ребят…

Хотелось сделать что-нибудь очень хорошее, за что после возвращения на базу ребята сказали бы: «Ну ты, Георгий, даёшь… Мужик. Уважуха». Но что делать, он не знал. Они просто гуляли по городу, и он рассказывал ей всякие смешные истории из своей жизни. Как они с Андрюхой расплескали половину кухонных отходов, заправляя телегу-ракету. Как он на первой тренировке бегал от Бархатова по рингу, когда тот хотел показать ему левый хук в челюсть. Вспомнил Василия Петровича – школьного физкультурника, которого за пьянство с работы и из дома выгнала жена – директор школы. Оказалось, что он знает много смешных историй. Она весело смеялась и переспрашивала, когда что-то было не понятно.

Потом они сидели в деревянном домике на пустой детской площадке и ели пирожки с капустой из целлофанового пакета. Пирожки были холодные, и после них захотелось пить. В магазине они купили бутылку лимонада «Буратино». Лимонад был тёплый, и половина его с шипением вылись на пол, когда Жора показывал, как надо открывать пробку о край подоконника. Красивая продавщица с начёсом из обесцвеченных перекисью волос стала ругаться матом, и они убежали. В общем было весело.

Потом он проводил её домой – на Торжковскую. По дороге девушка рассказала, что живёт с мамой в однокомнатной квартире, которую родители выменяли после развода. Но с отцом продолжает дружить. У него новая жена и маленький сын. С ними она тоже дружит, и иногда даже остаётся посидеть с братиком, когда молодожёны ходят в кино или в гости.

Потом они ещё долго стояли около её дома. Уже давно стемнело, зажглись окна и уличные фонари. Мать сегодня работала во вторую смену… Домашнего телефона у девушки не было, и он обещал прислать письмо или телеграмму, когда сможет прийти в следующий раз…

Стало холодно. Лужи затянулись хрупкой ледяной плёнкой. Надо было где-то переночевать. Возвращаться на базу Жора не хотел – зачем портить хорошее настроение бесполезными разговорами с начальством. Да он и не помнил точного адреса откуда ушёл в самоход. На железнодорожный вокзал в зал ожидания идти было опасно – там всегда дежурит патруль. Магазины закрылись. И вообще в этом городе его никто не ждёт… Только где-то на Васильевском острове живёт друг, соперник и учитель – Бархатов. После дембеля приглашал к себе, попить пивка…

На Васильевском не улицы, а линии. Номер линии Жора помнил, а вот номер дома забыл. Но это было всё-таки лучше, чем ничего. Ведь можно, например, встретить Бархатова на улице или встретить ребят, которые его знают. Не такой же он большой этот остров…

Сороковой трамвай медленно тащился через весь город. Иногда на перекрёстках он останавливался, и толстая вагоновожатая, обвязанная по пояснице тёплым пуховым платком, покидала своё место и ломиком переводила стрелку. Делала она это молча с обречённой сосредоточенностью, осторожно переступая больными ногами скользкие холодные рельсы. Звякнув на стрелке, трамвай продолжал свой путь. Дома женщину ждала взрослая дочь, с которой они жили в одной комнате коммунальной квартиры на её зарплату и дочкино пособие по инвалидности.

Нужная линия отыскалась легко. Они следовали друг за другом по порядку, а их номера были написаны большими цифрами. С равномерными промежутками от стены к стене через улицу тянулись стальные тросы, по середине которых висели электрические фонари в жестяных абажурах. Они противно раскачивались и скрипели на ветру. В тех местах, куда добивал свет электрических ламп, людей видно не было. Ни самого Бархатова, ни тех, которые могли его знать, вообще никаких…

Жора сунул два пальца в рот и громко свистнул. Три года назад, в начале службы, он обучил этому мастерству своего спортивного наставника. На свист никто не откликнулся. Георгий прошёл несколько шагов вперёд и свистнул опять. Потом ещё несколько раз погромче. На ближнем окне отдёрнулась занавеска, и показалось испуганное лицо. Обыватели среднего возраста помнили ещё первые послевоенные годы и вечно голодную шпану, пугавшую разбойничьим посвистом одиноких пешеходов. А люди постарше, пережившие блокаду, могли рассказать много жутких историй о свистунах-беспризорниках, наводнивших город после революции и гражданской войны. Но Жора был слишком молод, весел и счастлив от первой любви. Он шёл по великому многострадальному городу от дома к дому и свистел во всю мощь своих не очень-то больших, но достаточно сильных лёгких.

Неожиданно на его плечо легла крепкая мужская ладонь. Уроки Бархатова, который так и не явился на зов младшего друга, не прошли даром. Жора присел, резко развернулся вправо, подпрыгнул… и, своим коронным хуком с левой, ударил нападающего снизу в подбородок. Челюстная кость хрустнула.