Пейзаж с ароматом ментола

Мой собеседник вздрогнул и, побледнев, упустил сигаре­ту. Этого хватило, чтобы все мое раздражение пропало, и я, как со мною порой случается при встрече с человеческой слабостью, ощутил такой прилив жалости, что не придумал ничего лучшего, как сообщить о своем разводе и стремле­нии обрести спокойствие.

— Что вы сказали? Не хочется проживать чужую жизнь? — со странной интонацией повторил он и стряхнул пепел в одну из глазниц однорогого черта. Его тонкие пальцы еще дрожали. — Ну, тогда у вас...

Следуя своей привычке, он оборвал фразу и вынул вто­рой комплект ключей.

— Знаете, я оставлю вам и эти. Может быть, у вас все-таки кто-то появится.

После моих слов о поисках одиночества это предположе­ние выглядело не вполне логично, однако куда больше про­тиворечил логике его следующий поступок. В нервных паль­цах появился уже третий брелок с ключами. Хозяин подержалих на ладони и протянул мне.

— Пускай все ключи будут у вас. Надоедать вам визита­ми я не намерен. Если понадобится, позвоните. Теперь только март, значит, осталось... Не думаю, что вы заметите нечто такое...

Я сочувственно выслушал его невразумительное бормота­ние и не придал последним словам особого значения. Что я должен был заметить? Что у него проблемы с психикой?

Опуская два дополнительных комплекта ключей в кар­ман, я не сомневался, что визави чувствует от этого облег­чение. Разгадка могла быть достаточно простой: тяжелые воспоминания, связанная с квартирой личная драма... Не оттуда ли, подумалось мне, и ранняя седина.

Какими же наивно-тривиальными выглядят мои объяс­нения сегодня...

— Ну вот, кажется, и все формальности. — Погасив в глаз­нице черта окурок, он поднялся с дивана, однако неуверен­ный тон свидетельствовал, что запас странных вопросов и предложений не исчерпан.

В подобных ситуациях предчувствие редко подводит меня. Он прошелся вдоль стены с книжными полками, провел рукой по покрытым пылью корешкам и, сделав вид, будто только что вспомнил нечто важное, вновь заговорил:

— Скажите, у вас есть проигрыватель?

— Нет, я предпочитаю магнитофон.

— Проигрыватель тоже неплохая вещь.— В его голосе присутствовал оттенок просьбы.

— Конечно,— сухо согласился я. Ко мне возвращалось раздражение.

— Я хочу оставить вам проигрыватель. Считайте это по­дарком.

Я сдержанно поблагодарил и обвел комнату взглядом, однако неожиданного презента нигде не заметил.

Ничего не уточняя, я выразительно посмотрел на часы, затем на два чемодана со скарбом хозяина и предложил под­нести их к троллейбусной остановке. Он отказался. Выло­женные за год вперед деньги давали мне право вновь под­черкнуто глянуть на часы.

Он взвесил в руках чемоданы и вместо того, чтобы дви­нуться к двери, поставил их обратно.

— Скажите... вы любите... Шопена?

Трудно было поверить, но в его словах мне послышался откровенный страх.

— Вы композитор? — холодно уточнил я. Все эти необя­зательные вопросы с томительными паузами и загадочной эмоциональной подоплекой стремительно повышали градус моего раздражения.

— Композитор?.. Не совсем. Я просто хотел...

— У Шопена мне нравятся прелюдии, только очень про­шу ничего больше мне не дарить.

Откуда я мог знать, что в те минуты было сказано самое важное за весь вечер?

Перед дверью хозяин еще раз опустил чемоданы на пол.

— Он там, в шкафу.

— Кто? — Во мне поднимался колючий клубок ярости.

— Проигрыватель,— извинительно, даже заискивающе объяснил он.— В стенном шкафу возле кровати.

Я почувствовал то же, что и в случае с ключами: черт знает почему он хотел оставить проигрыватель в старой квартире.

Закрыв, наконец, за ним дверь, я уселся за стол, выло­жил перед собой все три комплекта ключей и с затаенной радостью подумал, что целый год буду избавлен от визитов человека, имеющего склонность беспричинно дарить проиг­рыватели и спрашивать, любите ли вы Шопена.

Назавтра я привез на такси сумки с вещами, а вечером откупорил бутылку сухого хереса и предался безоблачным мечтам о том, как за год перечитаю тут штабель чужих книг и напишу одну свою. Я предвидел, что это будет сборник рассказов свободного сорокалетнего мужчины, который сво­евременно свел счеты с прошлым. Помня предупреждение Борхеса о непредсказуемости этого возраста для мужчины вообще и для литератора — в особенности, загадывать даль­ше не хотелось.

Вино кончилось неожиданно быстро. Допивая последний глоток, я встретился взглядом с латунной статуэткой Шивы на книжной полке. Это четырехрукое создание и подброси­ло мне идею произвести в новом жилище инвентаризацию.