Пейзаж с ароматом ментола

Полежав некоторое время в темноте, я повернулся к сте­не-карте и включил подсветку. На желто-зелено-коричневом пространстве быстро удалось найти Париж, а за ним — Лон­дон и Стокгольм. Расстояние, отделяющее дом от улицы, полностью поглощало шум транспорта. Черные точки с на­званиями европейских столиц стронулись с места и закру­жились в хороводе. Я дремотно нажал клавишу на панели и, засыпая, успел с радостью подумать, какие тихие вечера ждут меня впереди.

Второй комплект ключей понадобился гораздо раньше, чем я рассчитывал.

Я снял квартиру в марте, а в начале следующего месяца в ней уже зазвучал женский голос.

Как и абсолютное большинство таких знакомств, наше — от встречи на стоянке такси до оставленного номера телефо­на — было набором банальных слов и поступков. Правда, телефон я дал свой — не столько потому, что Наташа мне сразу понравилась, сколько по причине беспросветно-изде­вательского молчания моего белого телефонного аппарата.

Я не тешил себя надеждами на прорыв этой блокады, однако три дня спустя телефон заговорил Наташиным голо­сом.

Она стала моей в первый же визит сюда и потом призна­валась, что очень из-за этого переживала. В те дни наши отношения уже позволяли мне объяснить Наташе, что она всего лишь доверилась женской интуиции, а та нашептыва­ла, что новый знакомый не намерен терять времени на дей­ствия, которые один его приятель назвал когда-то танцем павлина. Моя подруга согласилась. Ее русая головка с дву­мя подвитыми у висков длинными локонами покоилась на моем плече. Черная штора заслоняла нас от дневного света и остального мира. Из проигрывателя, которому после Ната­шиного появления я выделил место на столике возле карты, лилась лютневая музыка, а на полу рядом с кроватью стояла бутылка красного вина.

Наташа сказала, что ни в чем не раскаивается и, не под­нимаясь, наполнила бокалы. За окном был май, и на пруду возле бывшего лютеранского кладбища в сумерках начина­лись лягушачьи концерты.

Назвать то время счастливым было бы неискренне. Как определить его поточнее?.. Оно пенилось жизненной энер­гией. Оно было подарком судьбы, хотя порой я подозреваю, что таинственные силы, которые вскоре втянули меня в свой водоворот, просто решили дать мне отдых перед близкими испытаниями.

В отличие от некоторых литературных героев, я жил не от свидания к свиданию. По утрам я усаживался за стол и писал три, а если повезет, то и четыре страницы будущей книги. За неделю черновик рассказа обычно бывал готов и, по старой привычке, прежде чем переписать опус начисто, я устраивал самому себе читку вслух.

Последний рассказ, вернее, его черновик, так и останет­ся на столе непрочитанным...

Ну зачем это несуразное "последний"? Разве то, к чему я готовлюсь, не позволит мне?.. Откуда берутся сомнения, если путешествия не дают для них никакого повода? А может, я только убеждаю себя, усердно коллекционируя желаемые доказательства и закрывая глаза на то, что не укладывается в схему?..

Нет, теперь я должен вернуться в тот май, к Наташе, к лягушачьим концертам и зарослям сирени на почти деревен­ской соседней улице.

Если не ошибаюсь, я еще не упоминал, что после развода с женой уволился со службы. Гонорара за предыдущую книгу, по моим подсчетам, хватало не меньше, чем на год-полтора, а на больше я дал себе слово жизнь не планировать.

Итак, с утра я писал свои обязательные три страницы. После этого отправлялся пройтись, выбирая тихие улочки с ухоженными палисадниками, лавочками и ставнями на ок­нах. Эти улицы отделял от нового города девятиэтажный дом с гастрономом, в котором на обратном пути я покупал пару бутылок сухого вина.

Мои отношения с соседями ограничивались знакомством с бывшим электромонтажником Леней, который строил вы­соковольтные линии. Возвратившись как-то раз из коман­дировки, он увидел жену в объятиях счастливого соперни­ка. Леня выгнал неверную из дому, а сам запил, сорвался с монтажной верхотуры и получил пенсию по инвалидности. Заходя ко мне одолжить очередную пятерку, Леня повторял свою историю в разных вариантах, однако никогда не забы­вал благородно отметить, что жена изменила ему не с пер­вым встречным любителем амурных приключений, а с ка­питаном дальнего плавания. Мне импонировало, что Леня быстро усвоил, в какие часы не следует беспокоить оранже­вого песика, который сторожил нас с Наташей.

Песик приветствовал мою подругу таким веселым лаем, словно ждал ее вместе со мной. Но вскоре он уже вынужден был демонстрировать радость только бусинками янтарных глаз, потому что я вручил Наташе ключи.

По ее приходам можно было сверять часы. В половине пятого за нею закрывалась дверь, а в 16.35 мы уже любили друг друга. Пяти минут как раз хватало, чтобы выпить бо­кал вина и сбросить с себя все, что мешало ловить долгие минуты наслаждения.

Наташа происходила из счастливого племени тех женщин, которые никогда не повторяются, и это не стоит им ни ма­лейших усилий, потому что происходит независимо от их воли.