Пейзаж с бурей и двумя влюбленными

Элеонора замолчала. Женевьева глядела на нее во все глаза. Она не знала, как ей относиться к графине, что думать о ней. Ради удовлетворения своей мести она хладнокровно спланировала страдания троих людей, вся вина которых состояла в том, что мужчины пренебрегли ею, а девушка оказалась более удачливой. Каждого из них она использовала как орудия своего мщения; она, Женевьева, случайно попала в эти жернова, ее мучения не были предусмотрены, что и разбудило совесть графини. Но Элеонора и сама страдала, чувствуя свое нравственное уродство, но не желая в нем признаться. Так кто же она — шекспировская злодейка, леди Гонерилья ^[12], или несчастная женщина, ищущая и не находящая себя, свое место в жизни?

В конце концов, сострадание пересилило в Женевьеве другие чувства; улыбнувшись ободряюще, она положила свою руку на руку Элеоноры. Та с удивлением взглянула на нее, потом поняла смысл этого жеста. Бледность покрыла лицо графини: она не привыкла, чтобы ее жалели. И кто? Только что униженная из-за нее девчонка-горничная! Гримаса исказила красивое лицо графини.

Видно было, что желание вырвать руку и сказать Женевьеве что-то едкое и злое борется в ее душе с иным желанием. В конце концов, человеческое победило: Элеонора пожала плечами, криво улыбнулась в ответ на улыбку Женевьевы и молча вышла.

После ухода графини Женевьева несколько секунд стояла, осмысливая только что услышанное. Затем взгляд ее упал на разложенную одежду. Она так ничего и не убрала! Покачав головой, она принялась развешивать платья на плечики. Но ей вновь помешали. В коридоре послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и в комнату вошла — вернее, вбежала, — Камилла. Увидев Женевьеву, она остановилась в растерянности; однако это выражение тут же уступило место радости, и Камилла бросилась к Женевьеве и обняла ее.

— Я так боялась за тебя, — призналась она. — Я прибежала сюда, а тебя нет. Я обежала весь парк. Представила невесть что... Наконец я тебя нашла! Где ты была?

— Я действительно была в парке, только недолго, — солгала Женевьева. Камилла еще раз пытливо взглянула на нее. Спокойный вид девушки показался ей подозрительным.

— А ты... ты ничего не принимала? — спросила она.

— Нет. Просто... здесь была Элеонора. Она только что ушла.

— Элеонора? — изумилась Камилла. — Что ей было нужно?

— Она пришла просить прощения. Это она написала записку, о которой говорила Жоржетта — записку Лоуренсу.

— Ах, вот оно что... — протянула Камилла. — Теперь я понимаю... Видишь ли, я несколько раз видела Элеонору, выходящую из того крыла замка, где расположены комнаты гостей и где ты убираешь. Тогда я не придала этому значения, хотя слегка удивилась: что ей там делать? Значит, это она... Конечно, это упрощает дело. Но я хочу тебе сказать: независимо от того, призналась бы Элеонора или нет, ни я, ни Филипп, ни Роберт (когда вернулся бы) не поверили этому наговору. Я, собственно, и спешила сюда, чтобы сказать тебе об этом. Сказать — и предостеречь от всяких необдуманных шагов. А ты... я вижу, ты собралась уезжать? — спросила Камилла, заметив разложенные платья.

— Собиралась, — призналась Женевьева. — Но все уже позади. Я вам очень, очень благодарна, правда. Мне было так тяжело, что я... Я не знала, что делать. Но в самую плохую минуту я вспомнила о вас — и мне стало легче. Правда, так и было!

Они обнялись. Внезапно сквозь ткань платья Женевьева почувствовала легкое шевеление. Она не сразу поняла, что это, а поняв, взглянула на Камиллу с радостью, но и с тревогой.

— Это он, — подтвердила ее догадку Камилла. — Беспокоится...

— Вам же вредно! — испуганно воскликнула Женевьева. — И беспокоиться, и так спешить! А вы обежали весь парк. И все из-за меня!

— Во-первых, беспокоиться за других вовсе не вредно, — заметила Камилла. — Для него не вредно, хочу я сказать. А движение — в разумных, конечно, пределах — даже полезно. Так что не кляни себя. Он уже несколько раз давал о себе знать, и сейчас ничего особенного не происходит. Но в одном ты права — мне действительно надо отдохнуть. Если у тебя все в порядке...

— Да, я сейчас закончу убирать одежду и займусь своими делами, — заверила ее Женевьева.

Не успела дверь закрыться за Камиллой, как в нее снова постучали. Открыв дверь, девушка увидела Эмилию.

Заметив еще не убранную одежду, домоправительница всплеснула руками: