Пейзаж с бурей и двумя влюбленными

— Да, милая Женевьева, — согласился писатель. — Бывают минуты ужасной тоски. Но... тогда и приходит на помощь какое-нибудь милое создание вроде нашей Жоржетты... или стакан бренди, на худой конец! Кстати, не хотите ли глоток?

— Нет, мистер... или, если угодно, Ричард — нет. У меня есть одно важное дело сегодня утром, и мне надо идти. Я даже отложу уборку вашей комнаты на потом. А если, как вы полагаете, мы больше не увидимся, я хочу заранее попрощаться и сказать, что очень вам благодарна.

— Благодарна — за что? — удивился писатель.

— За наши споры, беседы — они мне дали очень много. Общаться с вами — одно удовольствие. Жаль, что вы уезжаете.

— Если на то пошло, то это я должен вас благодарить, — заметил Фуллер. — Вы мне очень помогли при написании моей новой книги. Вы ведь догадались, что я вовсе не бездельничаю здесь, а пишу? Догадались, я знаю — но никому не сказали. Большое вам за это спасибо. Но еще важнее другое — ведь я вставил вас в свой новый роман. Правда, вряд ли вы узнаете себя в моей героине — тем более, что она не человек... не совсем человек. Но ваш образ меня вдохновлял, когда я лепил этот свой фантом. И наши с вами споры — они тоже перешли на страницы моего романа. Так что я — ваш должник.

— Вот и отлично! — воскликнула Женевьева. — Значит, мы квиты, и никому не обидно. Давайте попрощаемся сейчас — на всякий случай.

И, подойдя к писателю, она протянула ему руку. Несколько секунд Фуллер пристально глядел на нее, затем отрицательно покачал головой, здоровой рукой бережно обнял Женевьеву и поцеловал.

— Ну вот, теперь можно и расставаться, — сказал американец, возвращаясь к своей обычной иронической манере и беря из пачки новую сигарету. — Кстати — знаете что? У меня возникает сильное ощущение, что мы еще увидимся. Я собираюсь еще некоторое время остаться во Франции, и вообще я в основном живу в Европе; я не собираюсь специально искать с вами встречи, но мне кажется, судьба еще сведет нас.

— Посмотрим, — пожала плечами Женевьева. — Если она это сделает, я буду ей благодарна. Пока — прощайте.

Она вышла в коридор. На сердце было тяжело. Она только сейчас осознала, как она привязалась к Фуллеру, привыкла к его едким, но всегда точным замечаниям, оценкам. Неужели они больше не увидятся, или Фуллер прав, и судьба снова сведет их? Но захочет ли он — знаменитый писатель — тогда разговаривать с ней?

Однако долго раздумывать над этими вопросами ей было некогда — она и так опаздывала. Оставив все мысли об уборке — сегодня у нее было куда более важное дело — Женевьева постучала в комнату Брэндшоу. Услышав ответ Лоуренса, она вошла. Англичанин сидел за компьютером, вглядываясь в экран.

— Доброе утро! — приветствовал он Женевьеву. — Входите, вы мне не помешаете — я как раз собирался сделать перерыв.

— Как же вы пользуетесь клавиатурой с вашими руками? — удивилась Женевьева.

— А мизинцы на что? — Лоуренс показал торчавшие из бинтов мизинцы. — А на левой руке еще и безымянный. Мы ведь обычно не пользуемся этими пальцами и они у нас плохо развиты. Поэтому даже в той чрезвычайной ситуации я ими не воспользовался — и они остались невредимыми.

— Мистер Брэндшоу... — Женевьева замялась, не зная, как начать тот разговор, на который она решилась вчера. Тогда, перед сном, у нее в голове складывался такой замечательный монолог, а сейчас, как назло, все слова вылетели из головы. — Мистер Брэндшоу, я... я хотела спросить — вы все ведете эти расчеты? — неожиданно для себя самой выпалила она.

“Сейчас он мне выдаст по первое число — и будет прав”, — мелькнуло в голове Женевьевы. Однако Брэндшоу ничуть не удивился и не насторожился. Радушным жестом он пригласил Женевьеву к дисплею.

— Нет, первая часть расчетов, к счастью, выполнена, надо читать хроники. По моей просьбе их записали на дискеты, и теперь я читаю старинные рукописи на компьютере, — объяснил он. — Попробуйте — очень странное ощущение. Наверное, нечто подобное испытывает человек, который в полном рыцарском вооружении пытается сесть за руль автомобиля.

Женевьева наклонилась к экрану и попыталась прочитать мерцающие на нем строки.

— Ничего не понимаю! — призналась она.

— Ничего удивительного, — усмехнулся Лоуренс. — Ведь это испанский времен Сервантеса. Вы знаете испанский?

— Нет, я изучала английский... а в лицее еще дополнительно итальянский, — принялась объяснять Женевьева — и вдруг решилась.

— Мистер Брэндшоу, мне необходимо сказать вам одну важную вещь, но сначала показать кое-что к ней относящееся, — выпалила она, словно в воду кинулась. И, видя, что англичанин не понимает, чего от него ждут, девушка продолжила умоляюще: — Прошу вас, пойдемте сейчас со мной, мне нужно вам кое-что показать. Это очень, очень важно!

Заинтригованный англичанин пожал плечами и поднялся:

— Идемте, раз это так важно. А куда, можно узнать?

— Сейчас вы все поймете, сразу поймете, — торопила его Женевьева. — Только оденьтесь — снаружи похолодало.

— Это неважно — я не боюсь холода, — заметил Брэндшоу.

Они вышли в парк и направились в дальнюю его часть. Показалось небольшое строение.