Пейзажи этого края. Том 2

Вошла Гулихан-банум, неся в правой руке мельхиоровый кувшин – такие кувшины формой похожи на цветочные вазы, носик у них длинный, тонкий, изогнутый, и служат они главным образом для омовений. В левой руке у Гулихан-банум был медный таз, внутри которого лежало перевернутое вверх дном оловянное ситечко – специально для того, чтобы не было видно стекающей в таз грязи от мытья рук и лица; такой вот, прикрывающий неблаговидное, эстетический атрибут.

Хоть и была зима, хотя огонь горел во внешней комнате (и в гостиной, следовательно, было довольно прохладно), одежды на Гулихан-банум было немного. На ней было тонкое, почти газовое, розовое платье, сверху – фиолетовая вязаная кофточка с двумя маленькими желтыми хризантемами на груди, из-под платья виднелись длинные чулки от бедра и ниже, обута Гулихан-банум была в темно-красные полусапожки на молнии. На лице ее был макияж: «черная красавица» сегодня была с белым лицом и черной шеей. Мелкими дробными шажками она приблизилась к гостю, чтобы дать ему омыть руки. Кутлукжан почувствовал резкий, бьющий в нос аромат. Гулихан поглядывала на него искоса, словно застенчивая девочка-подросток, сквозь зубы пропищала «якши» в ответ на его вежливое приветствие. Потом она ушла в прихожую и вернулась с большим квадратным черным лаковым, расписанным узорами подносом, на котором стояли две изящные маленькие фарфоровые пиалы; в каждой было немного чая – на донышке. Гулихан-банум обеими руками высоко подняла чайный поднос, и Кутлукжан поспешно потянулся взять его, но Гулихан легким движением ускользнула и протянула поднос мужу Чай ли, еду ли – сначала принимает муж, а уже потом сам предлагает гостю; неизвестно – для большей торжественности или чтобы подчеркнуть правило: мужчины и женщины, если они не родственники, ничего не передают друг другу из рук в руки и не принимают – но только этот очень утомительный обычай действительно древний.

Майсум предложил гостю чай и сам взял пиалку, затем тремя пальцами захватил со стеклянного подноса разом четыре кусочка сахара и все положил в пиалу Кутлукжану подал крошечную мельхиоровую ложечку и, раскрыв ладонь, сказал:

– Прошу! Чай!

Гулихан-банум, пятясь, ушла, и из наружной комнаты раздался звон кастрюль и поварешек, донесся запах горячего рапсового масла и острый аромат горчичного семени.

Кутлукжан не скромничал. Он поднял пиалу, отпил глоточек и принялся внимательно все рассматривать. У стены стоял длинный стол, на котором громоздились самые разнообразные предметы всех цветов и сортов – как детские игрушки.

В середине лежали несколько толстых книг в солидных изысканных переплетах, обвязанных цветными шелковыми лентами. Очевидно, книги эти были только для украшения. На них стоял прислоненный к стене большой керамический поднос с нарисованным огромным цветком пиона – прямо на уровне глаз гостя. По сторонам от подноса стояли по четыре использованных и уже негодных батарейки «Белый слон».

Перед книгами донышками к стене лежали четыре стакана с красными иероглифами «двойное счастье» – как будто четыре пушки, направленные на гостя; а по краям стола были выстроены две пирамиды из всевозможных пустых бутылок и пузырьков, жестяных банок, коробочек – для красоты. В числе прочего там были: плоские, тонкие в талии флакончики из-под молочка из абрикосовых зернышек для протирания лица, картонные коробочки из-под отбеливающего крема «Две сестрички», темно-коричневые бутылочки из-под рыбьего жира с солодовым экстрактом, жестяные баночки из-под солодового молочного напитка «Локо фуд», коробочки от туалетного мыла с нарисованными золотыми медалями, баночки из-под масляной краски «Причал», фарфоровые перечницы из какого-то ресторана, восковые шарики с выводящими токсины пилюлями из рогов антилопы и цветков форзиции, очень похожие на шарики для пинг-понга, размером и поменьше и побольше… А на вершинах обеих пирамид стояло по великолепному флакончику из-под туалетной воды. Этикетки и эмблемы торговых марок на пузырьках, банках, бутылочках были целыми, все казалось новым; тисненные золотой фольгой надписи и узоры, яркие краски – все говорило о том, насколько богатой и культурной жизнью живут хозяева этой комнаты.

Недалеко от этого длинного бюро стояла старомодная железная кровать, на стене над ней вместо ковра висел кусок цветной ткани – черное изображение медной китайской монеты на желтом фоне. Кровать была покрыта зеленым ковром, по обоим концам кровати стоймя стояли две большие подушки: нижние их углы были вмяты, а верхние – вытянуты вверх и заострены; выглядело это так, будто там притаились два диких зверя. На спинке кровати висели совершенно новые шевиотовые брюки. В углу стоял деревянный чайный столик в форме веера, на нем – большая керосиновая лампа из красной меди; свет от этой лампы падал как раз на угол, освещая приколотые по обе стороны кнопками фотографии, расходящиеся в виде цветочных лепестков.