Спартаковка и Рынок – два небольших поселка севернее Сталинграда, которые от города отделяет речка Орловка. Дубы в так называемом «лесу» были слишком молодыми, высотой не больше 5 метров. Они уже успели сбросить почти всю листву. Тем не менее убежище было хорошо скрыто от посторонних взглядов. Площадь рощи была примерно 100 на 400 метров, и выглядела роща, как зубная щетка. На КП сидел один-единственный офицер лейтенант Хорст Хофманн. По профессии он был судебным чиновником, родился в Плауэне (Фогтланд, Саксония) и до перевода в штаб полка командовал 13-й (артиллерийской) ротой. Полковой адъютант обер-лейтенант Кельц все еще был в отпуске на родине, но его возвращение ожидалось со дня на день. А пока эту «крепость» удерживал лейтенант Хофманн. Я должен был протянуть ему руку помощи.
Нам с Хофманном предстояло спать в одном на двоих помещении площадью примерно 3 квадратных метра. Я быстро сложил там нехитрые пожитки пехотинца и намеревался, пользуясь свободным временем, скоротать время за чтением почты, которую захватил в обозе, но в помещение зашел лейтенант Хофманн и пригласил меня к командиру. Тот уже ожидал меня, и после того, как я отдал рапорт, внимательно посмотрел на меня и заявил:
– Мой предшественник оберст-лейтенант Мюллер наградил вас знаком за ранение в золоте за ваше седьмое ранение в боях с противником. Он собирался вручить вам награду лично. Здесь, в полку, у нас не было этого знака, и его пришлось запросить в дивизии. Вчера мы получили его, и теперь я могу приколоть знак к вашему мундиру. Я желаю вам, Холль, удачи солдата и всего наилучшего.
Я с радостью пожал руку командира. Я был совершенно убежден в том, что моя судьба находится в руках Всевышнего и без него мы все – просто ничто. И бессмысленно считать, что мы сможем обмануть судьбу, пытаясь не выполнить что-то из выпавшего на нашу долю. Когда Господь решит, что пришел ваш последний миг, каждый должен быть готов к этому, и мольбы или сожаления здесь бесполезны. Клятва, которую я принес фюреру, народу и отечеству, всегда будет для меня священной, особенно если учесть, что я принес присягу добровольно в возрасте 18 лет.
В тот вечер я отвечал на письма из дома. Ночью в небе снова слышался стрекот «швейных машинок».
29 октября
День 29 октября обещал быть погожим. На востоке появилось солнце, и даже несмотря на то, что ночи были уже холодными, можно было немного согреться в его лучах. Мыслями я часто возвращался к своей роте.
Дежуря около нашего укрытия, я обнаружил, что вокруг нас и далее в лес разбросаны небольшие мины. Они имели форму шара, были примерно по 10 сантиметров в диаметре, и от них отходили отростки из проволоки. При прикосновении к тем отросткам мина взрывалась и могла вызвать ранение. Я доложил о своих наблюдениях командиру, и он тут же отдал распоряжение внимательно относиться к подобным опасным штукам.
Пока я с должной осторожностью рассматривал одну такую штуку, ко мне подошел обер-ефрейтор из штаба полка и спросил:
– Герр лейтенант, что это?
– Это небольшие мины, которые иваны разбросали ночью со своих «швейных машинок».
– Они опасны? С виду непохоже.
– Поверьте, они опасны! Обходите подобные вещи стороной. Все, что вы не можете опознать, если это исходит от иванов, – опасно.
– Но это явно не может быть такой уж опасной вещью.
– Я предупреждаю вас: держите свои лапы подальше от них!
Солдат ушел, но, похоже, мое предупреждение не очень его убедило.
Примерно в полдень перед полковником Гроссе предстал первый из кавалеров Рыцарского креста в нашем полку командир 3-го батальона гауптман Артур Риттнер. Он доложил, что отбывает в свой Sonderurlaub[37]
.Риттнер особенно отличился в боях в южной части Сталинграда. Мы все радовались за него. Риттнер был из Zwölfender[38]
и прошел воинское обучение еще в рейхсвере.Некоторые из моих учителей тоже когда-то служили в рейхсвере, например мой прежний командир роты. Если бы не кадры из рейхсвера, нашим вождям не удалось бы за такое короткое время создать вермахт.
Отбыв в отпуск домой, гауптман Риттнер захватил с собой все письма от нас на родину, которые намеревался отправить из Бреслау. Тем самым, как мы думали, на доставку писем потребуется всего несколько дней. Была и еще одна хорошая новость. Мой старый, уважаемый всеми командир майор Циммерман был награжден Германским крестом в золоте. Он все еще находился дома в отпуске по болезни.
Дни становились все короче. При дневном свете мы старались выполнить всю бюрократическую работу, накопившуюся у нас, как и в любом другом штабе, иначе пришлось бы работать при свете «фонарей Гинденбурга». Кроме того, нам передали несколько захваченных керосиновых ламп.
30 октября
30 октября мы принимали делегацию из соседней 16-й танковой дивизии. К нам прибыл командир 79-го моторизованного полка оберст Рейниш со своим адъютантом обер-лейтенантом Брендгеном.