− Жарко тут, даже привычным, − с трудом ответил Шеф и поймал ее руку, чтобы убрать от своих волос, пока остатки разума его не покинули. – Карин, то что у нас… короче, то что случилось, этого не должно было быть.
− И именно поэтому ты сейчас так сильно сжимаешь мою руку?
− Блять, − простонал Шеф, понимая, что он действительно вцепился в ее пальцы, вместо того чтобы оттолкнуть.
Чтобы не сделать еще больше глупостей, он даже вскочил, чтобы отойти, но не смог не поправить штаны, вставая на ноги. Член упирался в ремень, и руки сами поправили его, еще и так: нагло запустив под ремень большой палец, он повернул член в сторону, демонстрируя Карин все формы.
«Блять», − подумал Шеф и едва не стукнулся о каменную стену головой. Так объяснять, что он не хочет с ней трахаться, он точно не собирался.
− Олли, что не так? – тихо спросила Карин, вставая.
Она все видела, но сразу говорить об этом не хотела.
− Да, блять, просто, − со стоном сказал Шеф, действительно отворачиваясь к стене.
− Ну что? Знаешь, женщине обычно очень приятно знать, что мужчина, который ей нравится, хочет ее, − сказала Карин и коснулась его плеча. – Мне приятно.
− Да блять, − прорычал Шеф и обернулся, хватая ее за руку. – Ты понимаешь, что нельзя? Понимаешь, что если… есть уговор и…
Он сбился, глядя на ее губы.
− Никто не должен узнать, я помню, − прошептала Карин и вздохнула.
Ее почему-то все это только больше заводило. Совсем недавно она просто работала, но он пришел, посмотрел на нее вот этим жадным взглядом и весь жар в ее теле, жар самого вулкана вдруг оказался внизу живота, а соски острыми вершинками встали под майкой.
− Здесь никого нет, − напомнила она, облизывая губы. – Мартин сделал шесть детонаторов из восьми и пошел спать. Виту оставил реактор и утащил Кастера в танкобур, когда Кирк вернулся. Он будет здесь нескоро, а ты ведь отправил всех остальных спать, правда?
− Правда, − ответил Шеф очень тихо, − но Карин…
Что «но» − он уже и сам не мог сказать. Кроме матов и пустоты в голове не было ничего, только ее влажные губы.
− Что? – спрашивала она очень тихо.
Это движение губ, этот выдох становился последней каплей, и он совсем забывал, что собирался делать, просто хватал ее хвост на затылке и сминал его в кулак, жадно целуя ее в губы.
Они были прохладными после воды, почти сладкими. Она обхватывала его за шею, и он отпускал волосы, понимая, что она готова поддаваться; впивался руками в ее округлый зад и начинал мять упругие ягодицы, задыхаясь от того, как мягкая грудь прижимается к его телу, а член вжимается в ее живот.
Что-то в сознании еще собиралось сопротивляться, но затихало коротким «блять» − на большее самообладания не хватало.
− Если нас увидят, − прошептал он, стягивая с нее майку.
− Не увидят, − шептала Карин. – Давай вообще ни о чем не думать? Я люблю тебя, ты хочешь меня прямо сейчас, все остальное потом… Вы же едете к Ястребам, а там…
− Да хуйня, − ответил Шеф, понимая, что он все равно не в состоянии думать над ее словами, только целовать, мять ее грудь шершавыми от мозолей руками и дрожать всем телом от того, как она на это прикосновение реагирует.
− Пусти, − внезапно потребовала она и, сглотнув, снова облизала губы.
Ей почему-то хотелось сделать все совсем не так. Обернувшись, она убедилась, что ее за машиной будет не видно и, еще раз коротко поцеловав в губы, прошептала:
− Следи, чтобы никто не пришел.
Коснулась рукой его губ и опустилась на колени.
Фары светили мимо. Рассеянный свет едва касался их, но она все равно с большим волнением, с почти юношеским любопытством растянула штаны и поймала руками член, еще раз удивляясь тому, какой он толстый. Не такой уж и длинный, может, даже короче, чем у Берга – не сравнить она их просто не могла – но такой массивный, полный вздутых вен, что слюны во рту от возбуждения стало еще больше.
− Карин, не надо, это…
Шеф возразить не смог. Она вдруг вобрала половину члена в рот, скользя по нему языком, и всеми возражениями пришлась просто подавиться.
В голове у него снова осталось только одно слово, и то неприличное. Это вечное «блять» сейчас показалось неуместным. Следить за входом в ангар он тоже не мог. Он смотрел на нее. Видел, как пухлые губы скользят по члену, заглатывая его почти целиком, с таким упоением, будто ей приносило это удовольствие. Она гладила пальцами основание члена, вторую руку запустила себе в штаны и буквально постанывала прямо в член, заставляя все в нем вибрировать. Все это совсем не имело ничего общего с тем, что он сам помнил.
Ему после члена в собственной глотке, после воспоминания о невозможности дышать и бесконечной рвоте меньше всего хотелось запихать кому-то в рот собственный член, но то что делала она − выбивало совсем другие эмоции, совсем другие ощущения. Самым диким и пугающим становилось желание схватить ее за волосы и толкнуться ей в рот еще глубже, еще дальше, слишком уж горячими и податливыми были ее губы. Вместо этого он заводил руки за спину, сжимал их в кулаки и прижимал к стене всем телом, только бы не двигаться.