Пекло 3

– Не обижайся, – тут же сказал ему мужчина, – работа твоей бабушки – дело секретное, но она действительно была очень талантлива и, если ты в нее, цены тебе не будет, когда подрастешь. Идем, я покажу тебе пару интересных вещей.

Его попросили закрыть глаза и не подсматривать, когда они спустились на лифте на какой-то из нижних уровней, не то минус девятый, не то девятнадцатый, почему-то он помнил цифру девять и помнил, что это было подвальное помещение, злился, оттого что надо было держать деда за руку и не открывать глаза. Его это смущало, хотелось возмутиться, что он слишком взрослый, для того чтобы его водили за ручку, но страшно было, что его вообще никуда не отведут и ничего не покажут, если он начнет сейчас спорить.

Потом он и не вспомнил про это неловкое ощущение, все затмило пару часов на симуляторе рядом с другом деда. Ему позволили поуправлять сложными кораблями, пострелять энергетическими блокаторами и даже выстрелить на поражение в особо опасный, по данным симулятора, борт.

– Только никому ни слова, – сказал после этого мужчина, подмигнув ему, – даже деду, а то он не поймет.

– Чего он не поймет? Он уже смирился с тем, что я в военные хочу.

– Просто не говори.

Мужчина улыбался, а теперь Оливер прекрасно понимал, что стрелять на поражение без особой подготовки тоже не разрешено, на крейсерах патруля и оружия такого не было.

Теперь он смутно понимал, что космический патруль – это малая часть ЗАП, действительно просто патруль, как охрана. Их задача заметить вора и, быть может, его поймать, а для по-настоящему опасных вещей есть совсем другие люди. Тогда мальчишкой он этого не понимал. Просто не мог понять, что за чем-то, всем известным, может быть что-то, о чем все молчат.

Теперь же он был уверен, что ЗАП – это не только красивый караул у самых значимых объектов для человечества, не только таинственные отряды особого назначения, а огромная машина, о работе которой он уже никогда и не узнает. Его бабушка явно была частью этой машины. Она не погибла, ее именно убили. Когда ему в детстве говорили это самое «погибла», он представлял себе что-то вроде космической аварии со взрывом крейсера или станции, а теперь понимал, что все было не так. Ее именно убили, когда ее отряд ликвидировал кого-то, кто заведомо получит смертный приговор. Ее убили такие, как он сейчас. Таких, как она, отправят на зачистку ЗиПи3. Такие, как она, убивают таких, как он, а он будет убивать таких, как она, когда придет время, потому что, когда сюда явится ЗАП, он не будет ждать, когда его пристрелят, а постарается сделать все, чтобы высадить им как можно больше мозгов на песок Хайбы. Почему? На этот вопрос он не знал ответа, просто знал, что будет бороться до конца, все равно он уже не человек, а Демон, даже не зверь.

На фоне этого думать о штурвале корабля было слишком сложно. Признать, что он этого хочет, было почти тем же, что захотеть стать частью ЗАП, захотеть стать своим же врагом. Если бы не Карин, он точно сказал бы «нет» и махнул на все рукой. Оливер Финрер, который хотел летать, мертв и обсуждать это нет смысла, но его ждала Карин, и что с ней было – не ясно.

«Просто хватит думать, – сказал он сам себе. – Спи!»

Это был почти приказ, мысленный окрик, но при этом он даже глаза не закрыл. Смотрел в потолок, путаясь в воспоминаниях. Отец, мать, дед, сестра, уроки, симулятор, стрельба из лука, школа, дополнительные курсы. Прошлая жизнь, которую он, как ему казалось, забыл, снова восстала в сознании во всей своей красе.

На него у семьи были большие надежды. Его мать была больна. Ей нельзя было рожать еще одного ребенка, потому Олли точно знал, что останется единственным наследником рода Финреров. Когда твой дед известный ученый, а отец политик, у тебя нет выбора – ты просто обязан стать успешным, особенно если ты единственный. Это с планами Оливера совпадало, но исчезло, как дым.

Теперь у родителей осталась только Лита – девочка из инкубатора, генетически сестра ему только по отцу. «Слишком опасен» – был диагноз матери, так опасен, что и Оливеру в детстве несколько раз приходилось общаться с психиатрами. Его проверяли, как будто он сам на грани безумия, а после убийства и вовсе спорили: адекватен ли он или все же невменяем. Результат спора на приговор никак бы не повлиял, но оно почему-то всплывало в памяти, а от всей этой кучи воспоминаний становилось тошно.

– Спи, – прошептал он себе вслух, надеясь, что собственный голос его хоть немного отрезвит.

– Да не могу я, блять! – ответил ему на это Кирк, подорвавшись с кровати.

Справедливо было решено, что они друг другу в одной комнате мешать не будут, еще и на двух разных кроватях у разных стенок, а вот с самими кроватями явно вышла промашка.

– Мне, блять, тут так мягко, что жопа волнуется, – сказал Кирк. – Как будто мы в какой-то пизде, а меня не предупредили. Ебучий матрас.

– Так убери его, – спокойно сказал Шеф, понимая, о чем именно шла речь. Он и сам был внутри слишком напряжен из-за этого раздражающего чувства «комфорта», как бы нелепо это ни звучало.