Пекло 3

Что он может этого не делать, Люкс понимал, потому внимательно следил за всем, что происходило в кабинете Говарда – за его криками, нервными выпадами на своих помощников. Он, управляя роботами-уборщиками, подбирал обрывки рваной бумаги и мятые стаканчики от кофе, даже осколки битой кружки. Все это отправится на переработку и снова станет изделием, а вот нервы Говарда восстановлению не подлежали, а издеваться над людьми Люкс не любил, потому снижал в кофе содержание кофеина и добавлял легкое успокоительное, которое могло бы немного утихомирить неугомонного ученого.

Тот заботы не оценил.

– Я просил крепкий кофе! – кричал он на своего помощника, выплескивая горячий напиток тому прямо на одежду.

Тот вскрикивал от ужаса и радовался, что на нем защитный лабораторный костюм, в котором его невозможно обжечь, а с Говарда бы сталось плеснуть кипятком и в белоснежный костюм.

– Принеси мне другой – нормальный кофе! – велел он, снова надевая браслет и совершая уже другой вызов за пределы лаборатории.

На робота-уборщика он, конечно же, внимания не обращал, связываясь с одним из членов совета.

– Простите, что тревожу вас так рано, – сразу начал Говард, опуская глаза.

– Я сам хотел с тобой связаться, – ответил ему голубой силуэт, появившийся на мониторе. – Почему проект все еще не отправлен?

– Именно об этом я и хотел поговорить. Финрер не принял у меня проект без расчетов, а теперь моя счетная машина рассчитывает все неверно.

– Так потребуй новую!

– Он хочет, чтобы я это сделал через отдел обеспечения, а это сутки, может двое. Разве у нас есть на это время? – заискивающе спросил Говард, склоняя голову так, будто тяжкий груз ложился ему на плечи.

– Нет, – отвечал один из членов совета. – Я скажу, куда отправить данные, и через час у вас будут верные расчеты.

– Благодарю, – буквально кланяясь, сказал Говард, все так же не замечая робота-уборщика, что слишком медленно убирал кофейную лужу с пола, пока Люкс проверял каналы связи и бережно отправлял через Байрона все данные по этому звонку Франку Стелбахеру в отдельную папочку. Так каждый час появлялись новые файлы с уликами.

Контрабанда, наркотики, корпорация «Велборн», заводы Майкана и многое другое. Даже о том, что данные были отправлены на одну из военных станций, где уже успели получить «Азазеля» в обход бумаг и с нетерпением ждали испытаний.

О данном звонке Люкс доложил и Симону ранним утром.

– Сволочь, – только и сказал тот, тяжело вздыхая.

– Возможно, – сказал Люкс, не спешивший с оценками, – но что мне делать дальше. Условия изменились.

– Нет тут никаких перемен, – спокойно сказал Симон. – Любой ценой отправь ему работу обратно.

– Вы же понимаете, чем это может обернуться? – уточнил Люкс.

Симон понимал, но с ответом не спешил. Он снова вводил код и проверял работу самого важного для него иммунного чипа.

Оливер Финрер был все еще жив. Чип продолжал работать, и потому пальцы Симона сами собой сжимались в кулаки.

– Любой ценой не дай начать испытания «Азазеля», назови это моим приказом, но не позволь так уничтожить людей, которые мне дороги.

«Если жив Оливер – там можно выжить, а значит Лотар и Витур тоже могут быть еще живы», – думал он, не понимая, как можно разбрасываться подобными интеллектуальными ресурсами, как можно уничтожать планету, на которой точно есть те, кого туда даже не ссылали, уничтожить, только чтобы испытать какую-то нелепую бомбу. Для последнего подошла бы любая необитаемая планета, но им нужно было взрывать именно ЗиПи3. Это явно была политика. Это явно была машина, против которой нельзя восставать, но Симон точно знал, что никогда не простит себе подписи на проекте «Азазель» с резолюцией «испытания разрешаю».

Глава 45

Шеф умел просыпаться в нужное время. Для этого ему не нужны были будильники. Еще до своего ареста он научился вставать рано. Ему до школы надо было успеть сходить на пробежку, в душ и полноценно позавтракать. Понять тех, кто утром обходился сэндвичем или яичницей, он не мог. Ему всегда казалось, что если бы он так питался по утрам, то к полудню умирал бы от голода и ничего не соображал.

После ареста он тоже вставал рано и пытался заставить себя делать хоть какие-то упражнения. Привычка спорила в нем с отчаянием и все чаще проигрывала после двух-трех взмахов руками, но спать он не мог. Засыпая под утро, он открывал глаза на рассвете, потому что не мог иначе.

Это все осталось в прошлом.

От режима в Пекле не осталось и следа. Здесь нельзя было спать, когда тебе угодно. Нет смысла вставать на рассвете, да и без зарядки с пробежками научишься быть в форме, ну или пойдешь на корм людоедам. У Ястребов у него вообще не получалось спать. Вместо сна был вязкий бесконечный дурман. В нем Олли не заметил даже, когда эти дикие люди успели его клеймить, просто, очнувшись однажды на полу под ящиком-кроватью своего так называемого хозяина, понял, что на нем нет штанов, а кожу невыносимо жжет боль. Вернее даже не понял, а почувствовал что-то такое надоедливое, от чего хотел отмахнуться, а потом засопел от боли, прикоснувшись к тому самому месту.