Пекло 3

Она попыталась поцеловать его руку, но Шеф отдернул ее, на миг сбившись с мысли. Карин никогда так его не называла. Все называли, даже Берг начал называть его именно Шефом, а Карин всегда называла его Олли, просто Олли, как салагу нестреляного, не заслужившего еще прозвище Бешеный.

– Нет времени, – сказал он, делая вид, что его ничего не смущает, выхватил нож и стал быстро разрезать веревки, осматриваясь.

Вокруг действительно никого не было, и куда уходить было непонятно.

– Я знаю код от двери, – сказала Карин, как будто понимала, о чем он думает. – Я видела, как его вводили подручные Зены.

– А где она сама, – спросил Оливер, разрезая веревку, что связывала ее ноги.

– Ушла убивать парней. Глист вас предал, и я думала, что уже никогда не увижу тебя.

Она протянула к нему обе руки, глядя, как он медленно встает на ноги – худая, измотанная и какая-то ненастоящая.

Шеф нахмурился, взял ее за руку и потянул на себя, разворачивая ее, заламывая ей руку, ударяя ногой под колени и буквально роняя ее на пол лицом вниз, игнорируя вопли.

– И я должен поверить, что ты Карин?! – спросил он, приставляя к коротко стриженной голове пистолет.

– Олли, милый, любимый мой, пожалуйста, – застонала Карин, дрожа всем телом. – Не надо…

– Если ты Карин – говори, где мы с тобой виделись еще на Майкане! – потребовал он, взводя курок.

– Олли, я…

– Живо, иначе я высажу тебе мозги! – рявкнул он и выстрелил трижды вокруг ее головы, направляя дуло так, чтобы пули от металлического пола рикошетом отлетали в сторону от них. То что они потом врезались в работающие панели и экраны, гася их, его не волновало. – Я жду!

– Я не знаю! – взвыла Карин, начиная рыдать в голос. – Я почти ничего не знаю! Я полжизни своей не помню после того, как она поковырялась в моей голове. Я…

Она не договорила, а завыла, прямо под ним, не пытаясь вырваться, и что-то нервно закололо у Шефа в груди. На самом деле они с Карин никогда не виделись на Майкане, не встречались до Пекла, но она много раз рассказывала, что видела его суд и считает это первой встречей, а еще она же не один раз сожалела, что они и не могли встретиться. Только какое-то чудо могло свести их вместе, потому что он не выходил из центра, никогда почти не уходил за стену, а она жила с другой стороны и даже не мечтала попасть в центр.

– Но лучше бы мы встретились там, даже если бы прошли мимо и никогда друг друга не заметили, – сказала она ему как-то, скользя рукой по его спине, соединяя все шрамы.

Он тогда промолчал, но подумал, что это какая-то нелепая глупость, просто глупость, а теперь именно она ему вспомнилась, а главное ему казалось, что и она не могла ее забыть. Она именно так чувствовала и думала, но говорила сейчас о другом, рыдая:

– Я ждала тебя, только тебя ждала. Верила, несмотря ни на что. Она говорила мне, что ты меня не любишь, что я только дырка, и я помню ее слова лучше, чем прошлое, но я… Я люблю тебя, Олли!

Ее слова перешли в бессмысленные, захлебывающиеся рыдания, и рука Шефа, что сжимала ее запястье, дрогнула.

– Ты ей не веришь? – спросил Ярван, плохо понимающий, что происходит.

Он не знал Карин толком и не мог судить, что для нее нормально, а что нет. Он обычно обменивался с ней короткими фразами, чаще всего бытовыми, поэтому даже не пытался сейчас судить Шефа, только знать хотел, что ему делать.

А Шеф не ответил, просто кивнул в сторону единственной узкой двери справа от себя.

– Говори код, – велел он Карин, все еще не убирая от ее головы пистолета.

– Три семерки, пять.

– И все?

– Да, сюда постоянно кто-то ходил, поэтому наверно Зена и сделала его простым, чтобы ее подчиненные не путались. Я не вру, Олли, слышишь? Не вру…

– Яр, проверь, – попросил Шеф, чувствуя себя как никогда жестоким и бессердечным настолько, что ему самому было от этого больно, но что-то внутри все равно дергалось.

– Я люблю тебя, очень, – всхлипывая, говорила Карин. – Свяжи меня, если не веришь, но не убивай, умоляю. Только не ты…

– Умолкни, – попросил Шеф, следя за Ярваном.

Тот ввел код и проход в светлый коридор тут же открылся.

– Мне так страшно, Олли, – простонала Карин, и он не выдержал, отпустил ее, все еще не понимая, почему так странно.

Он подал ей руку, а она вцепилась в нее, прижалась к нему всем телом и расплакалась.

– Поверь мне, это я… Может быть, не такая как прежде, но это я… Мне так плохо и страшно, мне так… больно.

– Прости, – выдохнул Шеф и обнял ее в ответ, не переставая хмуриться.

Целиться в нее было больно, обнимать – еще больнее, и непонятно было почему, да и нормально ли чувствовать что-то подобное. Только времени говорить об этом не было. Он отдавал Карин свой бронежилет и шлем, брал ее за руку и выходил из пятого отсека в коридор, сам вызывая Виту.

– Я, Ярван и Карин пытаемся вернуться к кораблю, – сказал он ему.

– А остальные? – спросил Виту взволнованно.

– Возможно, уже мертвы, – честно сказал Шеф, понимая, что против Зены им похоже нечего противопоставить, и почему она только отдала им Карин непонятно.