Берг махнул рукой на эти определения, а еще совершенно игнорировал факт существования собственной палаты. Он почти все время сидел здесь у Карин. У него было сломано ребро, по спине расползались кровоподтеки. Гематомы от падения с крыши крейсера сходили очень медленно и постоянно ныли. Врачам не нравились его отбитые почки, а еще какие-то токсины в его организме, но он только кивал, соглашаясь на все, и говорил с Карин, когда той разрешали просыпаться.
Она все помнила, даже то, что в ее теле делала Зена, а еще с большим трудом отделяла свои мысли от ее, но обещала себе, что со всем справится, и очень старалась.
Берг больше ее не ревновал, сидел с ней, говорил с ней, но для него было естественным, что она принадлежит другому. Он не смотрел на нее, как на девушку, просто она была кем-то родным, кем-то таким же важным, как Оливер Финрер.
– Берг Дауман? – снова уточнила у него медсестра, заглянув в палату.
Он кивнул и приложил палец к губам, кивая на Карин.
– Она не проснется от медикаментозного сна, – строго сказала медсестра, а потом отчитала его, что он нарушает режим и его нельзя найти.
– Вы же нашли, – пожал он плечами, – я же всегда здесь.
– Не препирайтесь. Вас там какой-то дознаватель ищет! – шикнула медсестра.
Берг вздохнул и вышел. Его часто допрашивали о разных событиях на ЗиПи3 и он говорил правду и про Зену, и про насилие, и про то, как сам начал убивать. Просто не видел смысла врать.
Готовый к очередному допросу, он вернулся к себе, но ему показали связку жетонов и спросили что это.
– Это жетоны погибших осужденных. Связка принадлежала Оливеру, – честно сказал Берг и тут же спросил: – Она вам нужна?
– А вам? – почему-то вместо ответа спросил дознаватель.
– Она важна для Оливера, – честно сказал он и неожиданно получил право потом ее передать, ответил еще на несколько вопросов и получил свободу, но взрыв ЗиПи3 пропустил и рассмеялся от этого факта.
«Значит, так и надо», – решил он, зацепил к связке жетон Вильхара и прихватил ее с собой, чтобы показать Финреру.
Тот давно уже был в сознании, но лежал в стеклянном боксе с кучей подключенных аппаратов и только смотрел на реальность. Его статус был самым неопределенным, но врачи были уверены, что он выживет и восстановится, нужно лишь время.
Кроме ран от выстрелов, были еще и старые ранения, которые осложняли ситуацию, но жизни Оливера уже ничего не угрожало. Бергу было правда жаль, что поговорить с ним пока нельзя.
Он просто подходил к стеклу палаты, стучал по нему, привлекая внимание Олли, а потом показывал ему связку.
Тот в ответ криво улыбался и даже как-то одобрительно кивал.
Тогда Берг доставал корявую записку Карин и прижимал ее рукой к стеклу.
«Люблю тебя, Олли», – писала она, а Шеф читал это и прикрывал глаза, как бы кивая в ответ, потому что он не мог пошевелиться и как-то еще отозваться, но Карин была права. Его любовь не похожа на то, чего ожидала Зена: она упряма, она сурова и даже немного остра, но она есть, и что бы Шеф ни говорил, во что бы он ни верил – она может вытащить его обратно в жизнь.
Эпилог
Семь лет спустя
Оливеру Финреру не нужен был портативный бластер. У каждого киборга он был встроен прямо в ладонь. Он только проверил уровень заряда, отображенный на браслете связи и ускорил шаг.
Вот уже два дня он бродил по улицам нищего квартала, выслеживая свою жертву, и наконец поймал, неспешно загоняя в ловушку.
Он шагал быстро и легко. Измененное тело почти не знало усталости, а его жертва все озиралась, вздрагивала и пыталась убегать. Оливер смотрел на него и понимал, что никогда бы не узнал этого человека. За годы в Пекле он почти забыл, как выглядит Питер Дейвиш, но судьба успела свести их после, даже дважды. В первый раз, глядя на него, Оливер чувствовал только усталость и иррациональное желание рассмеяться этому мужчине в лицо. Еще при первой встрече за пределами Пекла, Оливер увидел в его глазах страх – дикий, животный, инстинктивный, как у маленькой букашки перед свирепым хищником. Тогда Оливер был безоружен, немного растерян, едва ли приспособлен к жизни среди людей. Он только делал вид, что спокоен, а сам следил за каждым словом, чтобы не обложить матом неудобные брюки. Питер же имел хорошее положение, руководил охраной префекта и мог позволить себе все, но в то же время, несмотря на оружие, он смотрел на Оливера с нелепым ужасом. Тогда он был смешон.
Теперь уже жалок. Если при нем и было оружие, оно ему уже не поможет. Его темные волосы почти полностью утонули в седине, только отдельные волоски белой голове придавали грязной серости. Он осунулся, побледнел, скрючился и озирался, как загнанный зверь.
Он бегал между бараками и лавками, в темноте налетая на нищих и торгашей.
– Ты вообще ошалел, старый выродок!? – заорала на него тощая старуха, когда он задел и едва не перевернул ее большую корзину с полугнилыми плодами, которые она пыталась продавать своим нищим соседям.
Питер вздрагивал, дергался от нее, едва не налетая на молодого воришку, прятавшего за пазухой револьвер, бормотал свои извинения, оглядывался и переходил на бег.