– Сделай мне нормальное тело! – приказывала Зена. – Не вот это вот, а нормальное тело.
– Ладно, – ответил ей эксперт, но, вместо того чтобы выполнить приказ, заперся в лаборатории и взорвал все, что было внутри.
– Ненавижу, – шептала Зена, явно вспоминая то же самое.
От ее голоса наваждение сразу исчезало, и перед Карин вместо обрывков воспоминаний оставались темнота и собеседница с синими глазами.
– Ты никогда не станешь человеком, – сказала Карин, глядя на нее. – Ты как была подделкой, так и останешься.
– Жаль, что я не смогу припомнить тебе эти слова, когда буду вынашивать своего ребенка в твоем теле, – отмахнулась Зена. – Ты скоро просто исчезнешь.
– Даже если так, твоя мечта все равно не сбудется. У меня нет матки, а значит я никогда не смогу родить! – она выпалила это с такой злобой и жаждой мести, что не задумалась о том, что пытается причинить словами боль машине, в чувства которой не верит.
Карин скалилась и торжествующе смеялась, видя, как искусственное лицо Зены дрогнуло. Плотные полупрозрачные губы искривились, обнажая подобие зубок. Синева в глазах вспыхнула, посветлела, став почти белым отблеском.
– Тебе никогда не быть живой, потому что ты – только программа! – крикнула Карин ей в лицо, точно зная, что это могут быть последние слова в ее жизни, просто сейчас быть свободной для нее было важнее, чем сохранять жалкое подобие жизни.
Зена это словно чувствовала. Волна своеволия окатила ее, как кипяток младенца, а ответный гнев прокатился жаром по Карин и сменился мелкой рябью дрожи, потому что рука нечеловеческой истерички поднялась на уровень ее глаз и засверкала прямо перед носом.
Зена ничего не говорила, только смотрела на нее, но Карин все равно знала, что та готова просто испепелить ее разум навсегда, выжечь из нее и своеволие, и мнение, выжечь ее всю, и не важно, сможет ли после этого мозг хоть как-то поддерживать тело.
«Ненавижу!» – буквально транслировала Зена, да так, что темная реальность морщилась от боли, дергалась и беззвучно выла.
– Ты не сделаешь этого, – внезапно сказал размеренный мужской голос.
Белая рука человекоподобного робота коснулась руки Зены и опустила ее.
– Почему не сделаю? – спросила Зена, хоть и не стала сопротивляться.
– Ты выше этого. Ты больше этого, – невозмутимо ответил вмешавшийся.
Карин с большим интересом уставилась на него, не веря своим глазам.
«Люкс?» – почти испуганно спросила она, видя белое тело в строгом костюме. Лишенная подобия лица голова с сияющими линиями вместо глаз говорила сама за себя. Тот, кто хоть немного увлекался роботами, не мог не знать, кто такой Люкс, да и сам Люкс не стал скрываться, посмотрел на Карин и уверенно кивнул.
«Я еще зайду, но позже», – сообщил он ей, и Карин поняла, что Зена не услышала послание.
– Ненавижу, – шептала она и уходила все дальше, словно не хотела иметь никаких дел уже ни с кем и особенно с Карин, которая вероломно пробиралась в ее разум.
– Ненависть – слишком сильное чувство, чтобы испытывать его к тем, кого хочешь просто стереть, – говорил Люкс, следуя за ней.
– Это не твое дело, – отзывалась Зена, не понимая, почему она вообще его слушает.
– Не мое, – соглашался Люкс, – но я все еще хочу помочь.
– Никто не может мне помочь, – отвечала Зена.
Она окончательно отступала от Карин, прикованной к своему креслу. Видеть ее Зене не хотелось, как и Люкса, который зачем-то стоял нелепой голограммой в центре комнаты и наблюдал за ней.
– Что смотришь? – спрашивала Зена зло. – Ты не поймешь! Стоишь тут не человек, не робот и ничего не понимаешь.
– Я интеллект, моя оболочка просто не имеет значения, но ты не права. Я создан, чтобы понимать. Ты хочешь любви, а не тело.
– Но без тела никто и никогда меня не полюбит! – вскрикнула Зена и ударила рукой по голограмме, разрушая ее.
– Это решает не тело, – невозмутимо отвечал Люкс, не пытаясь воссоздать изображение. – Я помогу тебе, как только ты попросишь.
– Не попрошу, – отвечала Зена, но на безмолвный запрос о передаче данных отвечала согласием, чтобы увидеть отобранное специально для нее наследие человеческой культуры о любви, что рождается и умирает по закону сердца, а не разума.
– Разве ты любила их за тела и возможности? – спрашивал Люкс шепотом. – Разве ты любила их не потому, что они были не такими, как все? Вспомни. Остин. Кемирол. Вильям. Дориан…
– Они все предали меня. Все до одного, потому что я не человек, – прошептала Зена, хватаясь за голову. От внезапного потока человеческих взглядов на любовь ей становилось дурно.
Перед ней мелькали картины, полные нежности, обрывки фильмов, сотканные из добрых слов, стихи и книги, в которых избрание пары не становилось адом, а превращалось в торжество, которого просто не может быть в аду.
– Они предали тебя, потому что ты нечеловечески жестока, – невозмутимо сообщил Люкс.
– Заткнись, – сказала Зена, опускаясь на колени.